Фирдоуси. Шах-наме Миниатюра из рукописи «Шах-наме»

Наставления Заля Рустаму
В раздумьях тягостных Рустам домой
Вернулся, понял: неизбежен бой.

И по лицу Рустама Завара

Увидел, понял, что не ждать добра...

Сказал Рустам: «Достань мой меч булатный,

Шлем боевой и весь доспех мой ратный;

Аркан и лук; кольчугу для коня;

Кафтан из шкуры тигра для меня».

И Завара с хранителем в подвал

Сошел и все, что велено, достал.

Когда Рустам оружье увидал —

Вздохнул он, головою покачал

И молвил: «О доспехи боевые,

Минувших битв свидетели живые!

Теперь — увы! — мы снова на войне...

Одеждой счастья снова станьте мне!

Едва ль когда дышал такой бедою

Грядущий день над этой головою...

Но поглядим, какую поутру

Исфандиар покажет нам игру».

Когда Дастан услышал слово сына,

Смутился он, сказал, склонив седины:

«Досель непобедимым был единый

Рустам. Но молодого исполина

Бронзовотелого — остерегись!

Дарами, щедрой данью откупись!

Домой пойдет он — в путь с ним снарядись,

На Рахша черногривого садись.

Как древле, послужи Исфандиару,

Не подвергай себя его удару.

А шах Гуштасп, увидевши тебя,

Зла не содеет, истину любя».

Сказал Рустам: «Эй, мудрый, престарелый,

Напрасно счел ты легким наше дело!

Шесть сотен лет я прожил на земле,

И разбираюсь я в добре и зле.

Чудовищ я убил Мазандерана.

Я войско истребил Хамаварана.

Хакан с войсками от меня бежал,

От чьих копыт несметных мир дрожал.

Мне ль покориться злобному веленью,

Предать страну и дом наш истребленью?

Я хоть и стар теперь, но в день войны

Повергну с небосклона диск луны.

Как шкурой тигра облачу я плечи —

Хоть сто слонов я встречу в поле сечи!

Без счета просьб я к шаху обращал,

Во всем повиновенье обещал,—

Но не внимал моим словам надменный,

Почел он мудрость болтовней презренной.

О, если б так не возгордился он,

Я был бы им, как солнцем, озарен!

Ему б я отдал все, чем мы богаты,

Ни злата не жалел бы, ни булата!

В ответ на речь мою смеялся шах,

Остался ветер от речей в руках.

Коль в бой пойдем, ты за него не бойся,

Ты о душе его не беспокойся:

Его главы мечом я не сниму,—

Я в сеть главу прекрасную возьму.

Я отверну коня от столкновенья,

Я не ударю в грозное мгновенье!

Я путь загорожу ему в бою,

Рукой его вкруг стана обовью,

Его к себе в седло я перекину

И поклонюсь ему, как властелину.

Три дня он будет гостем у меня,

А на четвертый, на рассвете дня,

Когда покровы синего тумана

Откинет солнца лик златорумяный,

Тогда покину дом я Наримана,

Слугой пойду с царем в предел Ирана,

Его на трон Гуштаспа посажу,

Ему венец на темя возложу.

Как я служил Хосрову, так я стану

Служить Исфандиару-Руинтану.

Как раб, я препояшусь перед ним,

Не буду занят я ничем иным;

Как Кей-Кубаду я служил, ты помнишь?..

Все подвиги, что я свершил, ты помнишь?

А ты мне говорил, чтоб скрылся я

Иль чтоб на цепи согласился я!»

И засмеялся Заль, и покачал

Сединами, и сыну отвечал:

«В словах твоих незрелых толку мало,

В них ни конца не видно, ни начала!

Лишь сумасшедшие, словам твоим

Внемля, увы, возрадуются им!

Кубада — в скорби, на цепи глухой,

Без войск, без трона, без казны златой —

Не сравнивай с могучим Руинтаном,

Царем вселенной, мира пахлаваном,

Не сравнивай с Исфандиаром, сын,

Чье имя начертал на перстнях Чин.

Ты говоришь: «С седла его сниму,

В объятьях понесу, в свой дом возьму!»

Так бредит юноша в тумане страсти!

Ты не кружись у врат звезды несчастий,

И пусть не отомкнется эта дверь!..

Я все сказал. Ты сам решай теперь!..»

Так молвил Заль, челом к земле склонился

И скорбным сердцем к богу обратился:

«На нас, гонимых, господи, взгляни,

От горя и неправды охрани,

Даруй нам свет и мир, как прежде было!..»—

Молился он... И утро наступило.