Филипп Август

Темные и светлые стороны

королевского правосудия

Автор «Деяний» имел и другие основания для того, чтобы быстро проскочить в своем рассказе последние годы Филиппа Августа. Король, Герен и многие другие персонажи из королевского окружения не достигли всех своих целей, и их разочарование было велико. После успешных, быстрых и внушительных реформ периода 1190–1203 годов, которые позволили поставить на ноги серьезную финансовую и административную организацию, после Бувина, который заставил понять великих вассалов, что король – их верховный глава, поступательное движение, направленное на возрождение королевского могущества, забуксовало, особенно в области судопроизводства. Королевское правосудие сделало значительный шаг вперед, но большинство его побед было одержано в пределах домена благодаря насаждению вальяжных судов, которые намного успешней, чем суды прево, исключали самые серьезные преступления из ведения коммун, а также мелких и средних вассалов. Однако этому правилу, почти всеобщему, сопутствовали исключения. Хотя в старинных областях домена и некоторых недавно присоединенных землях тяжкие преступления (предумышленное убийство), в принципе, подлежали рассмотрению королевского бальи, в Артуа эшевены сильно противились этому. Неприятие бальяжных судов было очень стойким, и в связи с этим даже вспыхивали мятежи.

А как обстояло дело с крупными вассалами домена, такими как граф Суассона, епископы, кафедральные капитулы и аббаты крупных монастырей? Несмотря на некоторое ограничение судебных прав этих видных сеньоров, королевское правосудие терпело и жестокие неудачи. Разве в 1214 году король не приказал своему прево в Амьене впредь больше не посягать на судебные права аббатства Корби, всецело и полностью восстановить юрисдикцию аббата в принадлежащих ему сеньориях и отозвать своих сержантов из земель аббатства?
Даже в своей столице король не был единственным сеньором. Несмотря на свое упрямство, он был вынужден ладить с епископом Гийомом де Сеньелэ, который в 1220 году обошел на выборах королевского кандидата. Сеньелэ сразу же поспешил заявить о своем праве вершить правосудие, особенно над жителями бурга Сен‑Жермен‑л’Осерруа и огороженного селения Брюно. Вспыхнула злая ссора. Король не желал уступать. Чтобы уладить дело, принц Людовик и многие магнаты собрались на заседание в марте 1221 года. Однако епископ отказался туда явиться под предлогом того, что он подсуден только церковному суду. Соглашения удалось достичь только в ноябре 1222 года. Епископ сохранил сеньориальную власть над своими кузнецом, ювелиром, мясником, хлебопеком и другими мастерами, которые не должны были платить податей, требуемых с парижан. В своих владениях – даже на улицах и больших перекрестках – епископ сохранил за собой право суда, особенно над вооруженными грабителями и человекоубийцами (имелось в виду убийство случайное и непреднамеренное). Король добился лишь того, чтобы ему выдавали преступников, повинных в похищениях людей или убийствах, если те были схвачены на месте преступления в епископских владениях или же после своих самопроизвольных признаний²⁹⁴. Последняя оговорка смягчала болезненный и унизительный характер соглашения, достигнутого, впрочем, благодаря настойчивому давлению принца Людовика и его знатных сторонников, которые воспользовались слабостью короля, уже страдавшего от приступов болезни.
Однако не следует слишком драматизировать ситуацию. Судебные заседания, проводившиеся бальи с 1190 года, становились все более регулярными. Эти областные курии избавили от чрезмерной загруженности королевскую курию и дали подданным короля, живущим в его домене, средство избежать арбитражного суда местных сеньоров. Таким образом, бальи получили возможность расширить сферу королевского судопроизводства за счет судов сеньоров средней руки. Замечено также, что акты королевских судов утверждают предыдущие постановления, принятые локальными судами.
Несмотря на бальяжные заседания, рост числа судебных дел способствовал более частым сборам королевской курии, решения о которых нередко принимались внезапно. Эта практика ограничивала роль магнатов по причине слишком короткого срока, проходившим между созывом и собранием, и способствовала тому, что открывались более широкие возможности для специалистов в области права, которые вместе с другими чиновниками осуществляли следственные действия или отдавали о них распоряжения, а также подготавливали судебные заседания. Иногда даже случалось, что эти заседания сводились к простому утверждению их решений.
Король редко использовал свою прерогативу судить и выносить приговор без участия асессоров. Тем не менее он это сделал, чтобы приговорить к заключению Феррана Фландрского и Рено де Даммартена. Он стал всё чаще прибегать к такой судебной практике в конце своего правления. Иногда отсутствие в приговорах ссылок на курию позволяет предположить, что король вершил суд вне ее рамок. Однако это не отменяет того факта, что обычно он устраивал предварительные совещания, а иногда и велел провести расследование. Новые процедуры, таким образом, вводились втихомолку и без конфликтов.
Право апелляции к королю, напротив, существовало уже с давнего времени. Между тем пересмотр судебного решения, вынесенного в отношении какого‑либо подвассала, часто застревал в суде герцога или графа. При Филиппе Августе апелляции к королевскому суду, в строгом смысле слова, оставались редкими, но король без особой щепетильности позволял проводить суд высшей инстанции в своей курии по делам, поступавшим из великих фьефов королевства. Некоторые южные церкви использовали эту процедуру, чтобы выйти из‑под влияния региональных династий.
Магнаты, которые полностью сохранили за собой свою судебную власть, отказывались подчиняться судебным постановлениям, выносившимся на собраниях курии. Они желали, чтобы их судила только своя ровня, то есть пэры («равные»). Герцог Бургундский, Эд III, выдвинул это требование уже в 1153 году. Король Филипп сумел не склониться перед ним, и потому бароны заседали вместе с великими вассалами во время вынесения приговора против Иоанна Безземельного, а также на заключительном этапе судебного процесса о Шампанском наследстве. Впрочем, сохранила ли какое‑нибудь значение эта группа из «двенадцати пэров», особенно если учесть, что даже после завоевания Нормандии ее герцог по‑прежнему значился в списке пэров, куда были также внесены епископы Лангра, Лана, Парижа, Бове и Шалона‑на‑Марне, архиепископ Реймса, герцоги Бургундии и Аквитании, графы Фландрии, Шампани и Тулузы²⁹⁵?
Короче, в королевском судопроизводстве конца правления Филиппа Августа есть достаточно много загадочных, темных мест и контрастов. Восстановление судебной системы в пределах домена, столь хорошо начатое в самом конце XII столетия, затем застопорилось. Тем не менее оно предоставило в распоряжение королевской власти настоящий юридический арсенал, который позволит ей еще больше утвердиться в будущем.