Элвин тоффлер

Космическая игровая комната 
Вторая волна цивилизации дала нам полную уверенность в том, что мы знаем 
(или по крайней мере можем узнать), что делает вещи такими, как они есть. Нам говорят, 
что каждый феномен занимает уникальное, совершенно определенное место в 
пространстве и времени, что одинаковые условия всегда приводят к одинаковым 
результатам, что вся Вселенная состоит, если можно так выразиться, из биллиардных киев 
и шаров - в переносном смысле это причины к следствия. 
Этот механистический подход к причинности был к до сих пор остается 
чрезвычайно полезным. Он помогал нам лечить болезни, строить небоскребы, 
проектировать остроумные машины и собирать гигантские сборища. Его сила была в том, 
что он объяснял естественные феномены работой по аналогии с обыкновенной машиной, 
но при этом гораздо менее удовлетворительно объяснялись такие обычные феномены, как 
рост, упадок, внезапные выходы на новые уровни общности, сильные изменения, что 
внезапно кончаются неудачей, и, наоборот, те малюсенькие, часто случайные, явления, 
которые иногда вырастают в страшную взрывную силу. 
Сегодня ньютонианский игровой стол затолкали в угол космической игровой 
комнаты. Механистически понимаемая причинность выглядит сейчас как особый случай 
некоторых, но не всех, явлений. А студентов и ученых во всем мире объединяет новый 
взгляд на вероятность и причинность, который все более присоединяется к нашим быстро 
меняющимся взглядам на природу, эволюцию и прогресс, на время, пространство и 
материю. 
Японец по рождению, специалист в области теории познания Магоро 
Маруяма(33), французский социолог Эдгар Морен*, такие специалисты в теории 
информации, как Стаффорд Вир и Генри Лаборит, а также многие другие разгадали, как 
"работает" причинность в немеханистических системах - таких, как жизнь, смерть, рост, а 
также эволюция и революция. Бельгийский ученый, лауреат Нобелевской премии Илья 
Пригожин** предложил поразительную общую идею порядка и хаоса, вероятности и 
необходимости и показал, как эти понятия связаны с причинностью. 
* Морев Эдгар (р. 1921) - французский социолог и культуролог. 
** Пригожин Илья (р. 1917) - один из основоположников термодинамики 
неравновесных процессов. 
В какой-то степени возникновение Третьей волны причинно связано с ключевым 
понятием теории систем - с идеей обратной связи. Классическим примером, 
используемым для иллюстрации этого явления, служит комнатный термостат, который 
поддерживает определенную температуру в помещении. Термостат направлен на 
обогреватель, который отапливает комнату. Когда помещение достаточно прогрето, 
термостат отворачивается (автоматически) от обогревателя. Стоит только температуре 
снизиться до определенного предела, термостат чувствует это и снова поворачивается в 
направлении обогревателя. 
Мы видим здесь процесс действия обратной связи, при котором сохраняется 
равновесие: когда некое изменение угрожает превысить заданный уровень, оно 
подавляется. То, что называется "отрицательной обратной связью", призвано создавать 
устойчивость. 
Когда в конце 40-х и начале 50-х годов специалисты в области теории 
информации и теории систем определили и начали употреблять понятие отрицательной 
обратной связи, ученые стали искать примеры и аналоги для этого явления. С большим 
волнением они обнаружили системы, в которых сохраняется устойчивость, во многих 
областях - от психологии (например, процессы сохранения живым организмом 

---

постоянной температуры) до политики (поиск "влиятельными кругами" возможностей 
успокоиться, когда расхождение во взглядах выходит за принятые рамки). Отрицательная 
обратная связь, похоже, работает всюду вокруг нас, заставляя все, что нас окружает, 
сохранять состояние равновесия и устойчивости. 
Однако в начале 60-х годов такие критически настроенные ученые, как 
профессор Маруяма, стали замечать, что слишком большое внимание обращается на 
стабильность, а на изменения не обращают внимания. Они доказывали, что нужно более 
серьезно исследовать "положительную обратную связь", т. е. процессы, которые не 
подавляют изменение, а увеличивают его, не устанавливают устойчивое состояние 
системы, а отрицают его, иногда даже подавляя. Положительная обратная связь, 
подчеркивал Маруяма, может реагировать на малое отклонение, или "ввести" его в 
систему, или увеличить его до таких размеров, что оно станет угрожать целостности всей 
структуры. 
Если первый вид обратной связи был снимающим изменения, или 
"отрицательным", то имелся целый класс процессов, которые увеличивали изменение, т. е. 
были "положительными", и оба эти класса нуждались в равном внимании к себе. 
Положительная обратная связь могла сводить на нет причинность во многих до сего 
времени загадочных процессах. 
Так как положительная обратная связь нарушала устойчивость и "питалась" ею, 
она помогла объяснить и так называемый "порочный круг", и нормальную цикличность 
тоже. Снова вспомним термостат, но пусть его воспринимающе-пусковое устройство (или 
триггер) будет реверсионного типа (т. е. возвратного действия). Теперь каждый раз, когда 
комната прогреется, термостат, вместо того чтобы отворачиваться от поверхности 
нагревателя, будет к ней снова поворачиваться, поднимая температуру до все более 
высокого уровня. Представим себе игру "Монополия" (или, что существеннее, игру в 
экономику в реальной жизни), в которой чем больше денег у игрока, тем больше 
имущества он или она может купить, а это приводит к увеличению его ренты и, стало 
быть, к еще большему количеству у него денег, на которые он покупает еще имущество. 
Оба эти примера показывают, как работает положительная обратная связь. 
Положительная обратная связь помогает объяснить такие самовозбуждающиеся 
процессы, как, например, гонка вооружений. Все время СССР создавал новое оружие, а 
США строили еще более разрушительное, это служило поводом для СССР создавать 
совсем уж особое оружие... и так до точки глобального безумия. 
А когда мы соединяем отрицательную и положительную обратную связь и 
видим, как прекрасно эти два различных механизма взаимодействуют в общем организме, 
объясняется поразительная экономичность работы человеческого головного мозга. И 
когда однажды мы узнаем, что культура, которая поистине является сложной системой - 
будь то биологический организм, город или международный политический порядок, - 
равно использует как положительную обратную связь, т. е. усиление изменений, так и 
отрицательную обратную связь, т. е. уменьшение изменений, причем оба эти процесса 
теснейшим образом сплетены друг с другом, тогда мы начинаем различать все новые 
уровни общности в том мире, в котором мы живем. Так развивается наше понимание 
причинности. 
Другой скачок в этом понимании возникает, когда мы узнаем, что у этих 
усилений или уменьшений изменений, когда они происходят в биологических или 
социальных системах, необязательно есть источник, причина. Они, эти изменения, могут 
сначала отсутствовать, потом расти, как это бывает иногда в результате накопления 
определенного количества изменений. Случайное событие может затем инициировать 
фантастическое изменение с неожиданными последствиями. 
Все это объясняет, почему изменение подчас так трудно проследить и 
экстраполировать, почему оно полно сюрпризов. Это потому, что медленный, стабильный 

---

процесс может неожиданно обернуться взрывом изменений или наоборот. И это 
объясняет, почему одинаковые начальные условия могут привести к разительно 
непохожим результатам - идея, совершенно не свойственная менталитету Второй волны. 
Причинность в Третьей волне дает картину мира как единство форм системы 
взаимодействующих сил. Мир наполнен удивительными явлениями - изменениями, 
которые увеличиваются, равно как и уменьшаются, многими другими явлениями; во 
всяком случае, это не система бильярдных шаров, которые без конца носятся по 
предсказуемым траекториям, с треском сталкиваясь друг с другом на космическом 
игровом столе. Этот мир более незнаком и чужд нам, чем механистический мир, 
предлагавшийся Второй волной. 
Может ли быть предсказано что-нибудь в принципе, как это в эпоху Второй 
волны позволяла механистически понимаемая причинность? Или вещи и явления в своей 
основе неизбежно непредсказуемы, как это настойчиво утверждают критики 
механицизма? Что же правит нами - случай или необходимость? 
Причинность в Третьей волне побуждает нас по-новому ответить на этот древний 
вопрос. Ясно, что она помогает нам избежать, наконец, той логической ловушки (или-
или), которая так долго стравливала детерминистов с антидетерминистами, - 
необходимость против случайности. И это, может быть, и есть самое важное, эпохальное 
философское открытие.