Процесс важнее результата
Мы слишком любим все осязаемое и броское. Этим мы и
руководствуемся, выбирая себе героев. В нашем сознании нет места
героям, которые не совершают видимых подвигов и для которых сам
процесс важнее результата.
Однако тот, кто утверждает, что больше ценит процесс, чем результат,
вряд ли до конца честен (разумеется, при условии, что он принадлежит к
роду человеческому). Нам часто припудривают мозги, рассказывая, что,
мол, писатель пишет не ради славы, что художник творит во имя искусства
и что творчество само по себе награда. Радость творчества как такового,
безусловно, существует, однако это не значит, что художнику не нужно
внимание публики и что популярность пойдет ему во вред. Какой писатель,
проснувшись утром, не просматривает книжное обозрение “Нью-Йорк
тайме” в поисках отзыва на свое творение и не заглядывает в почтовый
ящик, надеясь увидеть там долгожданный ответ из “Нью-Йоркера”? Даже
философ калибра Юма надолго слег в постель после разгрома своего
шедевра (который впоследствии принесет ему известность оригинального
интерпретатора проблемы Черного лебедя) тупицей рецензентом, попросту
не сумевшим понять, о чем идет речь.
А уж когда ваш знакомый, не вызывающий у вас иных чувств, кроме
справедливого презрения, отправляется в Стокгольм получать свою
“нобелевку” – действительно есть отчего прийти в отчаяние!
Многие из тех, кто занимается “концентрированной” (как я ее
называю) деятельностью, проводят большую часть жизни в ожидании
своего звездного часа, который (как правило) не приходит никогда.
Конечно, это ожидание позволяет пренебрегать мелкими житейскими
неудобствами: кофе слишком горячий или остывший, официант медлителен
или назойлив, блюдо переперчено или недосолено, безбожно дорогой
гостиничный номер не очень похож на картинку в рекламном проспекте –
все эти мелочи перестают существовать для того, чей разум занимают вещи
более важные и интересные. Однако ни один бессребреник все же не теряет
чувствительности к уколам презрения. Охотник за Черным лебедем нередко
стыдится (или его заставляют стыдиться) своего ничтожного вклада в
общую копилку. “Ты предал тех, кто возлагал на тебя надежды”, –
упрекают его, еще усиливая чувство вины. Тот, чья деятельность
напоминает охоту за редкой и крупной дичью, больше страдает не от
недостатка средств, а от неофициальной иерархии, от общего
пренебрежения, от мелких унижений возле офисного кулера.
Я очень надеюсь, что когда-нибудь ученые и политики заново откроют
то, что всегда было известно нашим предкам: самое ценное в человеческой
культуре – это уважение.
Даже в экономике капиталы составляют отнюдь не одинокие охотники
за Черными лебедями. Исследователь Томас Астебро установил, что отдача
от независимой новаторской идеи гораздо меньше (с учетом кладбища),
чем от венчурных инвестиций. Чтобы предприятие функционировало,
предприниматель должен закрывать глаза на законы вероятности или
вдохновляться верой в своего, счастливого, Черного лебедя. А пенки
снимает венчурная компания. Экономист Уильям Баумоль называет это
“сумасшедшинкой”. То же относится к любой “концентрированной”
деятельности: издатель зарабатывает больше писателя, дилер – больше
художника, а науке живется лучше, чем ученым (около половины всех
научных работ, которые писались месяцы или годы, так никто и не прочтет
до конца). Играющий в эту игру получает не материальное вознаграждение,
у него другая валюта – надежда.
Do'stlaringiz bilan baham: |