«...Передо мной двигалась чья-то серая спина с навьюченным на нее
бурым телячьим ранцем, побрякивавшим железным котелком и ружьем на
плече; с боков и сзади тоже шли такие же серые фигуры. Первые дни я не
мог отличить их друг от друга...»
[Гаршин 1934: 191].
В этот момент герой уже не является повествователем, он становится
участником событий. Теперь он может перенестись назад во времени и
вспомнить своё восприятие мира, ощущения, а также сторону той жизни – то
есть дать описание окружающих его людей, детально передать предметный
мир, однако при этом дать характеристику своего отношение к нему. Нужно
сказать, что описание героем спины идущего впереди делается
бессознательно, автоматически. Это указывает на то, что он действительно не
умел различать людей, которые находились рядом с ним, а в память
врезались особо крупные детали: ранец, котелок и ружьё.
25
Герой пытается восстановить ряд событий и передать не только общий
взгляд на происходящее как можно более подробно, но понять свои
собственные ощущения. Он мысленно отправляется в тот момент и
переживает поход снова. Герой хочет донести до читателя истинную
«жестокость войны, уничтожающей человеческое в человеке».
«...Солнце <...> невыносимо пекло головы <...>; ноги чувствовали
сквозь подошву раскаленный щебень шоссе. Люди задыхались <...>, колодцы
были редки, и в большей части их было так мало воды, что голова нашей
колонны <...> вычерпывала всю воду, и нам, после страшной давки
итолкотни у колодцев, доставалась только глинистая жидкость, скорее
грязь, чем вода. Когда не хватало и ее, люди падали»
[Гаршин 1934: 200]
.
Герой даёт детальный анализ собственному восприятию военной
жизни. Исходя из этого мы можем сказать о психологической эмпирике:
осознание физиологического состояние сливается с попыткой погружения во
внутренний мир героя. Это новый уровень мировосприятия, способ пояснить
происходящее вокруг с минимальным анализом или самоанализом, которых
сложно избежать при такой повествовательной форме, как воспоминание.
Однако, чтобы восстановить внутренние переживания, герою нужно
отключиться, абстрагироваться, передать чувства и эмоции. В этот момент и
начинает работать категория сиюминутности.
«Крупный план» может быть представлен и в портретных
характеристиках персонажа. Такое случается редко, и не каждое описание
можно назвать «крупным планом», однако подобный пример можно
обнаружить в рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова»:
«Венцель встал и весьма любезно поклонился. Это был сухощавый,
небольшого роста молодой человек, бледный и нервный.
«Какие у него беспокойные глаза и какие тонкие губы!» - пришло мне
тогда в голову»
[Гаршин 1934: 194].
С первого взгляда это может показаться обычной портретной
характеристикой, но мы видим оценку Венцеля героем. Внимание читателя
26
переводится на лицо, ведь лицо сродни зеркалу, сквозь которое мы можем
увидеть переживания и эмоции человека, отметить его отношение к
сложившейся ситуации, именно лицо главным образом способно выдать
внутреннее состояние человека.
Нужно также взглянуть на те эпизоды, в которых «крупный план»
выливается в пространные комментарии. Они связаны логическим рядом
воспоминаний, плавно перетекают друг в друга, а потому разделять их никак
нельзя:
«...Лежишь на земле, положив ранец под голову <...>. Грезы
мешаются с действительностью <...>, в полубессознательной дремоте все
Do'stlaringiz bilan baham: |