Бедные люди

Федор Михайлович Достоевский : Бедные люди 
48 
Ведь я для вас одного и живу, для вас и остаюсь с вами. Так-то вы теперь! Будьте 
благородным человеком, твердым в несчастиях; помните, что бедность не порок. Да и чего 
отчаиваться: это все временное! Даст бог — все поправится, только вы-то удержитесь 
теперь. Посылаю вам двугривенный, купите себе табаку или всего, что вам захочется, 
только, ради бога, на дурное не тратьте. Приходите к нам, непременно приходите. Вам, 
может быть, как и прежде, стыдно будет, но вы не стыдитесь: это ложный стыд. Только бы 
вы искреннее раскаяние принесли. Надейтесь на бога. Он все устроит к лучшему. 
В. Д. 
Августа 19-го 
Варвара Алексеевна, маточка! 
Стыдно мне, ясочка моя, Варвара Алексеевна, совсем застыдился. Впрочем, что ж тут 
такого, маточка, особенного? Отчего же сердца своего не поразвеселить? Я тогда про 
подошвы мои и не думаю, потому что подошва вздор и всегда останется простой, подлой, 
грязной подошвой. Да и сапоги тоже вздор. И мудрецы греческие без сапог хаживали, так 
чего же нашему-то брату с таким недостойным предметом нянчиться? За что ж обижать, за 
что ж презирать меня в таком случае? Эх! маточка, маточка, нашли что писать! А Федоре 
скажите, что она баба вздорная, беспокойная, буйная и вдобавок глупая, невыразимо глупая! 
Что же касается до седины моей, то и в этом вы ошибаетесь, родная моя, потому что я вовсе 
не такой старик, как вы думаете. Емеля вам кланяется. Пишете вы, что сокрушались и 
плакали; а я вам пишу, что я тоже сокрушался и плакал. В заключение желаю вам всякого 
здоровья и благополучия, а что до меня касается, то я тоже здоров и благополучен и 
пребываю вашим, ангельчик мой, другом 
Макаром Девушкиным. 
Августа 21-го 
Милостивая государыня и любезный друг, 
Варвара Алексеевна! 
Чувствую, что я виноват, чувствую, что я провинился перед вами, да и, по-моему, 
выгоды-то из этого нет никакой, маточка, что я все это чувствую, уж что вы там ни говорите. 
Я и прежде проступка моего все это чувствовал, но вот упал же духом, с сознанием вины 
упал. Маточка моя, я не зол и не жестокосерден; а для того чтобы растерзать сердечко ваше, 
голубка моя, нужно быть не более, не менее как кровожадным тигром, ну, а у меня сердце 
овечье, и я, как и вам известно, не имею позыва к кровожадности; следственно, ангельчик 
мой, я и не совсем виноват в проступке моем, так же как и ни сердце, ни мысли мои не 
виноваты; а уж так, я и не знаю, что виновато. Уж такое дело темное, маточка! Тридцать 
копеек серебром мне прислали, а потом прислали двугривенничек; у меня сердце и заныло, 
глядя на ваши сиротские денежки. Сами ручку свою обожгли, голодать скоро будете, а 
пишете, чтоб я табаку купил. Ну, как же мне было поступить в таком случае? Или уж так, без 
зазрения совести, подобно разбойнику, вас, сироточку, начать грабить! Тут-то я и упал 
духом, маточка, то есть сначала, чувствуя поневоле, что никуда не гожусь и что я сам 
немногим разве получше подошвы своей, счел неприличным принимать себя за что-нибудь 
значащее, а напротив, самого себя стал считать чем-то неприличным и в некоторой степени 
неблагопристойным. Ну, а как потерял к себе самому уважение, как предался отрицанию 
добрых качеств своих и своего достоинства, так уж тут и все пропадай, тут уж и падение! 
Это так уже судьбою определено, и я в этом не виноват. Я сначала вышел немножко 
поосвежиться. Тут уж все пришлось одно к одному: и природа была такая слезливая, и 
погода холодная, и дождь, ну и Емеля тут же случился. Он, Варенька, уже все заложил что 
имел, все у него пошло в свое место, и как я его встретил, так он уже двое суток маковой 
росинки во рту не видал, так что уж хотел такое закладывать, чего никак и заложить нельзя, 

---