Г. Д. Робертс. «Шантарам»
56
или украшенные бисером облегающие головные уборы и тюрбаны ярких цветов – желтого,
красного, синего. Женщины, по контрасту с невзрачностью самого квартала, были буквально
усыпаны украшениями, которые не представляли большой ценности, но зато были искусно и
даже вычурно изготовлены. Обращали на себя внимание специфические для каждой касты
татуировки на лбу и щеках, на ладонях и запястьях. И не было ни одной женской ноги, чью
лодыжку не охватывал бы браслет из витых медных колец с серебряными бубенчиками.
Все эти сотни людей разрядились так, скорее всего, исключительно для собственного
удовольствия, а не для того, чтобы поразить фланирующую публику. По-видимому, одеваясь с
традиционным шиком, они чувствовали себя увереннее. И еще одно бросалось в глаза: повсюду
царила чистота. Стены зданий были в трещинах и пятнах; тесные проходы между ними были
запружены народом вперемешку с козами, собаками и курами; осунувшиеся лица прохожих
носили отпечаток нищеты, но были чисто вымыты, а улицы содержались в идеальном порядке.
Мы свернули в еще более древние переулки, где двоим трудно было разойтись. Чтобы
уступить нам дорогу, встречным приходилось пятиться, вжимаясь в дверные проемы. Проходы
были закрыты навесами и тентами, и стояла такая темнота, что дальше нескольких метров
ничего не было видно. Я не спускал глаз с Прабакера, боясь, что, потеряв его, не найду дорогу
обратно. Мой маленький гид то и дело оборачивался ко мне, чтобы предупредить о каком-
нибудь камне или ступеньке под ногами или о выступе на уровне головы. Сосредоточившись
на преодолении этих препятствий, я окончательно потерял ориентировку. Зафиксированный
у меня в мозгу план города крутился так и сяк, пока не превратился в неразборчивое пятно,
и я уже не имел представления, в какой стороне находится море или такие городские досто-
примечательности, как фонтан Флоры, вокзал Виктория и Кроуфордский рынок. Я чувствовал
себя настолько погрузившимся в бесконечный людской поток, в обволакивавшие меня запахи
и испарения, которые исходили из всех открытых дверей, что создавалось впечатление, будто
я
хожу внутри помещений, а не рядом с ними.
В одном из проходов мы наткнулись на лоток, за которым стоял человек в насквозь про-
потевшем белом жилете, поджаривавший на сковородке с шипящим маслом какую-то смесь.
Единственным источником света ему служили слабые, как в монастырской келье, и жуткова-
тые язычки голубого пламени его керосиновой плитки. Лицо его выражало страдание, стоиче-
ское страдание, и привычный подавленный гнев человека, вынужденного заниматься тупым
механическим трудом за гроши. Прабакер проследовал мимо него и растаял в темноте. Когда
я приблизился к индийцу, он поднял голову, и наши глаза встретились. Вся сила его сверкав-
шего голубым светом гнева была в этот момент направлена против меня.
Спустя много лет в горах недалеко от осажденного Кандагара афганские партизаны, с
которыми я подружился, как-то в течение нескольких часов вели беседу об индийских филь-
мах и их любимых болливудских звездах. «Индийские актеры – лучшие в мире, – сказал один
из них, – потому что индийцы умеют кричать глазами». Взгляд, который бросил на меня тот
человек с жаровней в глухом переулке, был именно кричащим, и я встал как вкопанный, будто
он ударил меня кулаком в грудь. Мои глаза говорили ему: «Я сожалею. Я сожалею, что тебе
приходится делать эту работу. Я сожалею, что твоя жизнь проходит так томительно в этой
невыносимой жаре, темноте и безвестности. Я сожалею, что мешаю тебе…»
Не спуская с меня глаз, он схватился за ручку своей сковородки. На миг мое сердце
учащенно забилось, и у меня мелькнула нелепая, жуткая мысль, что он собирается плеснуть
кипящее масло мне в лицо. Страх погнал меня вперед, и я на деревянных ногах проскольз-
нул мимо индийца, придерживаясь руками за сырую каменную стену. Не успел я сделать и
двух шагов, как споткнулся о какую-то неровность плиточной мостовой и упал, сбив с ног
еще одного прохожего. Это был пожилой человек, очень худой и слабый. Сквозь грубую ткань
накидки я ощутил сплетение прутьев его грудной клетки. Он тяжело повалился и ударился
головой о ступеньку перед открытыми дверями. Я неловко поднялся, скользя и оступаясь на
Г. Д. Робертс. «Шантарам»
57
шатких камнях, и хотел помочь старику встать тоже, но пожилая женщина, сидевшая на кор-
точках в дверях дома, стала шлепать меня по рукам, давая понять, что моя помощь не тре-
буется. Я извинился по-английски, лихорадочно вспоминая, как это говорится на хинди, –
Прабакер ведь учил меня.
Do'stlaringiz bilan baham: