Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

прочно‑
стью,
то есть просто способностью не сразу подда-
ваться внешней силе. В поэтике материалов это 
матери ал-неудачник, затерявшийся между литой 
упругостью резины и жесткой плоскостью металла; 
в нем нет никаких подлинно минеральных обра-
зований — ни пор, ни волокон, ни слоев. Это ве-
щество — результат 
замеса;
какую бы форму ни 
при нимала пластмасса, в ней всегда видна какая-то 
комковатость, мутность — что-то вроде застывшего 
крема, которому никогда не достичь триумфальной 
гладкости Природы. Но более всего ее подводит тот 
звук, что она издает при ударе, — глухой и невыра-
зительный. Этот звук лишает пластмассу всякого 
244
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
4 / 35

---

обаяния, равно как и ее цвет, ибо пластмасса как 
будто способна принимать только самые яркие хими-
ческие краски. Желтый, красный и зеленый цвета 
выглядят на ней агрессивно-резкими, отвлеченными 
знаками той или иной окраски, способными выражать 
лишь абстрактное понятие о ней.
Мода на пластмассу знаменует собой новый этап 
в эволюции мифа об имитации. Как известно, истори-
чески использование имитаций явилось буржуазным 
обычаем: фальшивые элементы в одежде впервые по-
явились в эпоху возникновения капитализма. Однако 
вплоть до наших дней имитация всегда была отмечена 
некоторой претензией, предназначена не столько для 
практического употребления, сколько напоказ. От нее 
требовалось недорого воспроизводить наиболее ред-
кие и ценные материалы — алмаз, шелк, перья, меха, 
серебро, весь блеск и роскошь мира. Тогда как дешевая 
пластмасса — вещество хозяйственное. Первой среди 
магических субстанций она согласилась быть проза-
ичной. Собственно, именно благодаря своему про-
заизму она живет и побеждает: впервые в истории 
искусственная подделка ориентируется не на изыскан-
ность, а на заурядность. Тем самым меняется и архаи-
ческая функция природы — она теперь уже не Идея, 
не чистая Субстанция, которую надлежит искать или 
же имитировать, теперь ее заменяет искусственный 
материал, по своему изобилию превосходящий все 
рудные месторождения на свете и взявший на себя 
даже творчество новых форм. Предмет роскоши всег-
да связан с землей, своей ценностью напоминает о 
своем происхождении из минерального или животно-
го царства, отсылает к актуализованной в нем той или 
иной природной тематике. В пластмассе же нет ничего, 
кроме ее применения; в предельном случае можно даже 
изобретать новые предметы единственно ради удо-
вольствия что-нибудь еще из нее сделать. Отменяется 
иерархия веществ — одно из них заменяет собой все 
остальные; в пластмассе 
можно
воссоздать целый мир 
и даже самое жизнь — недаром из нее якобы уже на-
чинают делать искусственные аорты.
245
I
. 
М
ифологии 
5 / 35

---

ВЕЛИКАЯ СЕМЬЯ ЛЮДЕЙ
В Париже состоялась большая фотовыставка, 
имеющая целью показать, что люди всех стран мира в 
повседневной жизни совершают одни и те же поступ-
ки. В рождении и смерти, в труде, познании и игре 
человек всюду ведет себя одинаково — существует как 
бы «семейство Человека».
«The Family of Man» — так, собственно, и называ-
лась первоначально эта выставка, приехавшая к нам 
из Соединенных Штатов. Французы перевели — «Ве-
ликая семья людей». Таким образом, исходная фор-
мула, напоминавшая чуть ли не зоологический термин, 
из сходства поведения просто заключавшая о единстве 
человеческого рода, здесь оказалась наполненной 
глубоким нравственно-сентиментальным значением. 
Нас с самого начала отсылают к двусмысленному мифу 
о человеческой «общности», к этому алиби, которым 
в значительной своей части питается наш гуманизм.
Данный миф действует в два приема: сначала 
утверж дается разнообразие человеческой морфоло-
гии, всячески эксплуатируется тема экзотики, демон-
стрируется бесконечное множество вариаций в преде-
лах нашего рода — несходства в цвете кожи, в форме 
черепа, в обычаях; мир всячески уподобляется вави-
лонскому столпотворению. А затем из этого плюра-
лизма магически извлекается единство: человек по-
всюду одинаково рождается, трудится, смеется и 
умирает; если же в этих актах еще и сохраняется кое-
какая этническая особенность, то нам дают понять, 
что в глубине их все равно заключена одна и та же 
человеческая «природа», то есть их разность — чисто 
формальная, не отменяющая существования общей 
для них всех матрицы. Тем самым, конечно, постули-
руется определенная сущность человека, и вот уже на 
нашей выставке появляется и Бог — в несходстве лю-
дей сказывается его неисчерпаемая творящая сила, а 
единством их жестов доказывается единство его воли. 
О том и поведал нам проспект выставки, написанный 
г. Андре Шамсоном*
1
и утверждающий, что «подобный 
246
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
6 / 35

---

взгляд на человеческий удел чем-то напоминает бла-
гостный взгляд Бога на наше возвышенное и жалкое 
муравьиное копошение». 
Такой спиритуалистический замысел подчеркива-
ется цитатами, сопровождающими каждый из разде-
лов выставки. По большей части это «первобытные» 
пословицы или стихи из Ветхого Завета; все вместе 
они составляют некую вековую мудрость, особый 
разряд утверждений, ускользнувший от Истории: 
«Земля — это мать, которая никогда не умирает», 
«Ешь хлеб и соль и говори правду», и т. д. Перед нами 
царство гномических истин, где все века человеческо-
го развития смыкаются друг с другом при максималь-
ном стирании их специфики, где самоочевидные 
трюизмы имеют не больше смысла, чем в чисто «поэ-
тическом» языке. Содержание и фотогения снимков, 
подкрепляющий их дискурс — все направлено к тому, 
чтобы устранить детерминирующую весомость Исто-
рии; с помощью сентиментальных мотивов нас удер-
живают на уровне поверхностного тождества, не да-
вая проникнуть в тот слой людских поступков, где 
историческое отчуждение создает такие «различия», 
какие следует здесь называть просто «несправедли-
востями».
В основе этого мифа о человеческом «уделе» — 
очень старая мистификация, когда в глубине Истории 
обязательно помещают Природу. В классическом гу-
манизме всегда предполагается, что стоит поскрести 
и снять поверхностный слой человеческой истории, 
относительность социальных установлений или внеш-
нее несходство по цвету кожи — как откроется глу-
бинная основа, универсальная природа человека 
(только почему бы не спросить у родителей Эммета 
Тилла, юноши-негра, убитого белыми*
2
, что они дума-
ют о «великой семье людей»?). Прогрессивный же 
гуманизм, напротив, должен все время стремиться 
поменять местами члены этой старой лживой форму-
лы, неустанно соскребая налет природы, ее «законов» 
и «пределов», обнаруживая под ним Историю и в ито-
ге даже самое Природу рассматривая исторически.
247
I
. 
М
ифологии 
7 / 35

---

Требуются примеры? Да вот они, на той же самой 
выставке. Рождение и смерть? Да, это факты природ-
ные, универсальные. Но если изъять из них Историю, 
то о них станет нечего сказать, всякий комментарий к 
ним окажется чистой тавтологией. Здесь, на мой 
взгляд, фотография терпит очевидную неудачу —