Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

их 
собственной
Поэзии (ибо нет ничего более успокои-
тельного, чем словарь)*
10
.
Такая перенасыщенность находками, в свою оче-
редь, вызывает столь же арифметическую череду 
восхищенных переживаний: стихотворение восприни-
мается не одним целостным актом, неспешно и терпе-
ливо подготовленным на протяжении ряда «пустых» 
моментов, а как серия восторгов, восхищений, радост-
ных возгласов, которыми читатель приветствует удач-
ные трюки словесной акробатики: здесь ценность 
опять-таки имеет количественную природу. В этом 
смысле тексты Мину Друэ — противоположность 
всякой Поэзии, поскольку они избегают такого исклю-
чительного оружия писателей, как буквальный смысл; 
между тем именно буквальность позволяет избавить 
поэтическую метафору от искусственности, показать 
ее как разительную истину, отвоеванную у тошнотвор-
ной непрерывности языка. Если говорить только о 
современной Поэзии (ибо я сомневаюсь, чтобы у поэ-
зии могла быть какая-либо внеисторическая сущ-
ность) — и если, разумеется, говорить о таких поэтах, 
как Аполлинер, а не г-жа Бюрна-Провенс, — то не-
сомненно, что красота и правда вытекают здесь из 
глубокой диалектической связи между жизнью и смер-
229
I
. 
М
ифологии 
24 / 35

---

тью языка, между плотностью слова и скукой синтак-
сиса. Поэзия же Мину Друэ постоянно впадает в 
болтливость, подобно тем людям, что боятся молчания; 
она явно избегает буквального смысла и живет лишь 
нагромождением новых и новых ухищрений; она пу-
тает жизнь с нервозностью.
Этим она и производит успокоительный эффект. 
Хотя ей пытаются приписать некоторую странность, 
встречая ее деланным изумлением и лавиной дифирам-
бических образов, на самом деле именно ее болтли-
вость, фонтанирующие словесные находки, рассчитан-
ный порядок дешевого изобилия — все это и есть 
основа экономной поэзии поддельных драгоценностей; 
здесь, как и в других случаях, господствует имита-
ция — одно из главных открытий буржуазной эпохи*
11
, 
позволяющее сэкономить в деньгах, не потеряв во 
внешней привлекательности товара. Мину Друэ не 
случайно взята под опеку «Экспрессом» — это иде-
альная поэзия для мира, где тщательно вычисляются 
показные 
эффекты; в свою очередь, Мину Друэ обжи-
вает место для других — чтобы приобщиться к роско-
шеству поэзии, достаточно быть маленькой девоч-
кой.
Такой Поэзии, естественно, соответствует и свой 
Роман, отличающийся, с поправкой на жанр, столь же 
ясным практичным языком, декоративным и вместе с 
тем обиходным, демонстрирующий функцию такого 
языка по сходной цене, — роман сугубо «здравый», 
несущий в себе очевидные знаки романности; в нем все 
дешево и сердито — скажем, в романе, награжденном 
Гонкуровской премией 1955 года*
12
и изображаемом 
как триумф здоровой традиции над упадочным аван-
гардом (роль Моцарта и Рембо играют здесь Стендаль, 
Бальзак, Золя). Как в рубрике «Хозяйственные сове-
ты» из женских журналов, здесь главное, чтобы чита-
тель еще до приобретения литературного товара знал 
его форму, назначение и цену, чтобы в этом товаре 
ничто не было для него непривычным; действительно, 
стихи Мину Друэ можно безбоязненно называть 
странными, коль скоро их предварительно признали 
230
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
25 / 35

---

поэзией. Между тем Литература всегда начинается 
лишь при встрече с чем-то неименуемым, чем-то таким, 
что воспринимается как 
иное
и чуждое по отношению 
к языку, пытающемуся его найти. Подобные творче-
ские сомнения, подобную родящую смерть наше об-
щество осуждает в своей хорошей Литературе и выво-
дит наружу в дурной. Когда громко требуют, чтобы 
Роман был романом, Поэзия поэзией, а Театр театром, 
то это бесплодная тавтология того же рода, что и де-
номинативные законы, регулирующие в Гражданском 
кодексе виды собственности*
13
: здесь все служит целям 
буржуазной алхимии, стремящейся сделать наконец 
«быть» равнозначным «иметь», объект — равнознач-
ным вещи.
Остается, помимо всего сказанного, еще и казус с 
самой этой девочкой. Только напрасно общество про-
ливает лицемерные слезы: именно оно пожирает Мину 
Друэ, оно и только оно делает ребенка своей жертвой. 
Это искупительная жертва, приносимая ради удобо-
понятности мира, чтобы малой ценой приручить поэ-
зию, гений и детство — одним словом, всякий