Александр Николаевич Афанасьев Народные русские сказки

ОХОТНИК И ЕГО ЖЕНА 
Жил-был охотник, и было у него две собаки. Раз как-то бродил он с ними по лугам, по 
лесам, разыскивал дичи, долго бродил – ничего не видал, а как стало дело к вечеру, набрел 
на такое диво: горит пень, а в огне змея сидит. И говорит ему змея: «Изыми, мужичок, меня 
из огня, из полымя; я тебя счастливым сделаю: будешь знать все, что на свете есть, и как 
зверь говорит, и что птица поет!» – «Рад тебе помочь, да как?» – спрашивает змею охотник. 
«Вложи только в огонь конец палки, я по ней и вылезу». Охотник так и сделал. Выползла 
змея: «Спасибо, мужичок! Будешь разуметь теперь, что всякая тварь говорит; только никому 
про то не сказывай, а если скажешь – смертью помрешь!» 
Опять охотник пошел искать дичь, ходил-ходил, и пристигла его ночь темная. «Домой 
далеко, – подумал он, – останусь-ка здесь ночевать». Развел костер и улегся возле вместе с 
собаками и слышит, что собаки завели промеж себя разговор и называют друг друга братом. 
«Ну, брат, – говорит одна, – ночуй ты с хозяином, а я домой побегу, стану двор караулить. 
Не ровен час: воры пожалуют!» – «Ступай, брат, с богом!» – отвечает другая. Поутру рано 
воротилась из дому собака и говорит той, что в лесу ночевала: «Здравствуй, брат!» – 
«Здорово!» – «Хорошо ли ночь у вас прошла?» – «Ничего, слава богу! А тебе, брат, как дома 
поспалось?» – «Ох, плохо! Прибежал я домой, а хозяйка говорит: „Вот черт принес без 
хозяина!“ и бросила мне горелую корку хлеба. Я понюхал, понюхал, а есть не стал; тут она 
схватила кочергу и давай меня потчевать, все ребра пересчитала! А ночью, брат, приходили 
на двор воры, хотели к амбарам да клетям подобраться, так я такой лай поднял, так зло на 
них накинулся, что куда уж было думать о чужом добре, только б самим уйти 
подобру-поздорову! Так всю ночь и провозился!» Слышит охотник, что собака собаке 
сказывает, и держит у себя на уме: «Погоди, жена! Приду домой – уж я те задам жару!» 
Вот пришел в избу: «Здорово, хозяйка!» – «Здорово, хозяин!» – «Приходила вчера 
домой собака?» – «Приходила». – «Что ж, ты ее накормила?» – «Накормила, родимый! Дала 
ей целую крынку молока и хлеба покрошила». – «Врешь, старая ведьма! Ты дала ей горелую 
корку да кочергой прибила». Жена повинилась и пристала к мужу, скажи да и скажи, как ты 
про все узнал. «Не могу, – отвечает муж, – не велено сказывать». – «Скажи, миленький!» – 
«Право слово, не могу!» – «Скажи, голубчик!» – «Если скажу, так смертью помру». – 
«Ничего, только скажи, дружок!» Что станешь с бабой делать? Хоть умри, да признайся! 
«Ну, давай белую рубаху», – говорит муж. 
Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, совсем умирать приготовился, и 
собирается рассказать хозяйке всю правду истинную. На ту пору вбежали в избу куры, а за 
ними петух и стал гвоздить175 то ту, то другую, а сам приговаривает: «Вот я с вами 
175 Клевать, бить. 

---

192 
разделаюсь! Ведь я не такой дурак, как наш хозяин, что с одной женой не справится! У меня 
вас тридцать и больше того, а захочу – до всех доберусь!» Как услыхал эти речи охотник, не 
захотел быть в дураках, вскочил с лавки и давай учить жену плеткою. Присмирела она: 
полно приставать да спрашивать! 
ДИВО 
Жил-был рыбак. Раз поехал он на озеро, закинул сеть и вытащил щуку; вылез на берег, 
развел огонек и начал эту щуку поджаривать; один бок поджарил, поворотил на другой. Вот 
и совсем готово – только бы съесть, а щука как прыгнет с огня, да прямо в озеро. «Вот 
диво, – говорит рыбак, – жареная рыба опять в воду ушла…» – «Нет, мужичок, – отзывается 
ему щука человечьим голосом, – это что за диво! Вот в этакой-то деревне живет охотник, так 
с ним точно было диво: сходи к нему, он сам тебе скажет». 
Рыбак пошел в деревню, разыскал охотника, поклонился ему: «Здравствуй, добрый 
человек!» – «Здравствуй, земляк! Зачем пришел?» – «Да вот так и этак, расскажи: какое с 
тобой диво было?» – «Слушай, земляк! Было у меня три сына, и ходил я с ними на охоту. Раз 
мы целый день охотились и убили три утки; ввечеру пришли в лес, развели огонь, ощипали 
уток и стали варить их к ужину; сварили и уселись было за трапезу. Вдруг старик идет: 
„Хлеб-соль, молодцы!“ – „Милости просим, старичок!“ Старик подсел, всех уток съел да на 
закуску старшего сына моего проглотил. Остался я с двумя сыновьями. На другой день 
встали мы поутру и пошли на охоту; целый день исходили, трех уток убили, а ввечеру 
развели в лесу огонек и готовим ужин. Опять старик идет: „Хлеб-соль, молодцы!“ – 
„Милости просим, старичок!“ Он сел, всех уток съел да середним сыном закусил. Остался я с 
одним сыном; вернулись домой, переспали ночь, а утром опять на охоту. Убили мы трех 
уток, развели огонек, живо сварили их и только было ужинать собрались, как тот же самый 
старик идет: „Хлеб-соль, молодцы!“ – „Милости просим, старичок!“ Он сел, всех уток съел 
да меньшим сыном закусил. 
Остался я один как перст; переночевал ночь в лесу, на другой день стал охотиться и 
столько настрелял птицы, что едва домой дотащил. Прихожу в избу, а сыновья мои лежат на 
полатях – все трое живы и здоровы!» Рыбак выслушал и говорит: «Вот это диво, так диво!» – 
«Нет, земляк, – отвечает охотник, – это что за диво! Вот в таком-то селе у такого-то мужика 
так подлинно диво сотворилося; пойди к нему, сам узнаешь». 
Рыбак пошел в село, разыскал этого мужика, поклонился ему: «Здравствуй, дяденька!» 
– «Здравствуй, земляк! Зачем пришел?» – «Так и так, расскажи, какое с тобой диво 
приключилося?» – «Слушай! – говорит. – С молодых лет моих жил я с женою, и что же? 
Завела она полюбовника. Мне-то самому и невдомек это, да люди сказали. Вот один раз 
собрался я в лес за дровами, запряг лошадь, выехал за околицу; постоял с полчаса времени, 
вернулся потихоньку и спрятался на дворе. Как стемнело, слышу я, что моя хозяйка с своим 
другом в избе гуляет; побежал в избу и только было хотел проучить жену маленько, а она 
ухватила палку, ударила меня по спине и сказала: „Доселева был ты мужик, а теперь стань 
черным кобелем!“ В ту ж минуту обернулся я собакою; взяла она ухват и давай меня возить 
по бокам: била-била и выгнала вон. 
Выбежал я на улицу, сел на завалинку и думаю: авось жена опомнится да сделает меня 
по-старому человеком. Куда тебе! Сколько ни терся я около избы, не мог дождаться от злой 
бабы милости. Бывало – откроет окно да горячим кипятком так и обдаст всего, да все 
норовит, как бы в глаза попасть! А кормить совсем не кормит, хоть с голоду околевай! 
Нечего делать, побежал я в чистое поле; вижу – мужик стадо быков пасет. Пристал я к этому 
стаду, начал за быками ходить: который от стада отобьется – я сейчас пригоню; а волкам от 
меня просто житья не стало – ни одного не подпущу. 
Увидал мужик мое старание, начал меня кормить и поить, и так он на меня положился, 
что не стал и за стадом ходить: заберется, бывало, в деревню и гуляет себе сколько хочется. 
Говорит ему как-то барин: „Послушай, пастух! Ты все гуляешь, а скот один в поле ходит; 

---

193 
этак не годится! Пожалуй, вор придет, быков уведет“. – „Нет, барин! Я на своего пса крепко 
надеюсь; никого не подпустит“. – „Рассказывай! Хочешь, я сейчас любого быка уведу?“ – 
„Нет, не уведешь!“ Поспорили они, ударились об заклад о трех стах рублях и отдали деньги 
за руки. Барин пошел в поле и только за быка – как я кинулся, всю одежу на нем в клочки 
изорвал, так-таки и не допустил его. Мой хозяин получил заклад, и с той поры возлюбил 
меня пуще прежнего: иной раз сам не доест, а меня непременно накормит. 
Прожил я у него целое лето и захотел домой побывать: „Посмотрю, – думаю себе, – не 
смилуется ли жена, не сделает ли опять человеком?“ Прибежал к избе, начал в дверь 
царапаться; выходит жена с палкою, ударила меня по спине и говорит: „Ну, бегал ты черным 
кобелем, а теперь полети дятлом“. Обернулся я дятлом и полетел по лесам, по рощам. 
Пристигла холодная зима; есть крепко хочется, а корму нету и достать негде. Забрался я в 
один сад, вижу – стоит на дереве птичья принада.176 „Дай полечу в эту принаду; пусть меня 
ребятишки поймают, авось кормить станут, да в избе и теплей зимовать будет!“ Вскочил в 
западню, дверцы захлопнуло: взяли меня ребятишки, принесли к отцу: „Посмотри, тятя, 
какого мы дятла поймали!“ 
А ихний отец сам был знахарь; тотчас узнал, что я человек, не птица; вынул меня из 
клетки, посадил на ладонь, дунул на меня – и обернулся я по-прежнему мужиком. Дает он 
мне зеленый прутик и сказывает: „Дождись, брат, вечера и ступай домой, да как войдешь в 
избу – ударь свою жену этим прутиком и скажи: 'Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою! 
“ Взял я зеленый прутик, прихожу домой вечером, по-тихохоньку подкрался к своей хозяйке, 
ударил ее прутиком и говорю: „Была ты, жена, бабою, а теперь будь козою!“ В ту ж минуту 
сделалась она козою; скрутил я ее за рога веревкою, привязал в сарае и стал кормить ржаною 
соломою. Так целый год и держал ее на соломе; а потом пошел к знахарю: „Научи, земляк, 
как обернуть мою козу бабою“. 
Он дал мне другой прутик: „На, брат! Ударь ее этим прутиком и скажи: 'Была ты 
козою, а теперь стань бабою! “ Я воротился домой, ударил мою козу прутиком: „Была ты, 
говорю, козою, а теперь стань бабою!“ Обернулась коза бабою; тут хозяйка моя бросилась 
мне в ноги, стала плакать, просить прощения, заклялась-забожилась жить со мною 
по-божьему. С тех пор живем мы с ней благополучно в любви и согласии». – «Спасибо, – 
сказал рыбак, – это подлинно диво дивное!» 
* * * 
В некотором царстве, не в нашем государстве, жила-была старуха; у нее был сын, 
занимался охотою, бродил по разным местам да стрелял разных птиц и зверей – тем и себя и 
мать кормил. В одно время взял он ружье, надел сумку и пошел в поле. Недолго ходил, 
застрелил зайца, содрал с него шкурку и принес матери. Старуха разрубила зайца пополам, 
задок зажарила да на столе поставила, а передок под лавку припрятала. Вот пока они ели 
задок, передок-то заячий выскочил вон из избы да ну улепетывать! «Матушка, 
посмотри-ка, – говорит мужик, – экое чудо: мы с тобой задок едим, а передок в поле ушел!» 
– «Эх, дитятко! Такое ли чудо бывает? Ты поди-ка на село да спроси мужика Арефия, вот с 
ним было чудо, так чудо!» 
Сын встал из-за стола и пошел искать мужика Арефия. Идет по дороге и видит – седой 
старик землю пашет. «Бог помочь, старичок!» – «Спасибо! Куда идешь, добрый человек?» – 
«Ищу мужика Арефия; с ним, сказывают, чудо было». – «Правда, добрый человек! Был я 
женат; была у меня баба собой красивая, да зато гульливая. Как-то я застал ее с милым 
дружком; а он был большой колдун, ухватил плеть, стегнул меня и говорит: „Был ты мужик, 
а будь пес поганый!“ Обернул меня псом и выгнал на двор; наутро, слышу я, колдун 
сказывает моей жене: „Знаешь что, Аксинья? Зачем нам пса кормить? Лучше удушить его“. – 
176 Приманка для птиц, западня. 

---

194 
„И то правда!“ – говорит баба. А у меня хоть вид собачий, да ум человечий; как почуял беду, 
сейчас улизнул со двора, и давай бог ноги! 
Пристал я к одному барину, долго служил ему верою-правдою, всячески ему угождал и 
разные штуки выкидывал. 
Заставит, бывало, меня барин гостей вином угощать; а у меня хоть вид собачий, да ум 
человечий, – стану я на задние лапы, а в передние возьму поднос с чарками и стану гостей 
обносить, а сам-то кланяюсь. Что тут смеху было! И любил же меня хозяин; завсегда в холе 
держал и с своего стола кормил. А все соскучилось. Вздумал на жену посмотреть. Убежал от 
барина и пустился в деревню. Три дня не ел, не пил – все домой спешил, и пришло мне 
невмоготу: так на еду и позывает. Глядь – а на кусте черный ворон сидит. Вот я подкрался, 
да и сцапал его. Говорит мне ворон человечьим голосом: „Не ешь меня, отпусти на волю; 
я сам тебе пригожуся!“ Пожалел я ворона, пустил его на волю и побежал дальше. 
Кое-как добрался до деревни, прихожу на свой двор, смотрю в избу: жена возле печки 
стоит да блины печет, а колдун на лавке сидит да так-то их уписывает. Увидал он меня, 
ухватил плеть. „Ишь, – говорит, – опять проклятый пес воротился; а уж я чаял – ты совсем 
пропал!“ Да как стеганет меня плетью. „Был ты, – говорит, – псом, теперь стань черным 
вороном!“ Обернулся я черным вороном, взвился и полетел в темный лес. „Ну, – думаю, – 
пришла на меня беда хуже первой; жил я собакою, завсегда сыт был; а теперь еще как-то бог 
пошлет! Чего доброго, еще охотник из ружья пристрелит!“ Вдруг прилетел ко мне ворон и 
кричит: „Кар-кар! Ты меня пожалел, а я тебя добру научу: полетай назад в свою избу, 
заберись потихоньку под лавку и перекинь плеть через себя – опять человеком сделаешься; 
тогда возьми эту плеть и проучи колдуна и свою жену вот так-то и этак-то“. 
Тотчас снялся я с дерева и полетел в деревню; прилетел, ударился со всего размаху в 
окно, стекло разбилось, а я поскорей в избу. Время было послеобеденное, колдун с моею 
хозяйкою ушли в клеть и легли спать; вижу я – в избе пусто, залез под лавку, отыскал плеть, 
ухватил ее клювом за один конец и насилу-насилу через себя перекинул; в ту ж минуту 
обернулся я по-прежнему человеком. Взял плеть в руки и пошел расправляться. Колдун спит, 
жена храпит; вот я ударил сперва его и говорю: „Был ты добрый молодец, а теперь стань 
вороной жеребец!“ Как сказал, так и сделалось. После того ударил бабу: „Была ты, – 
говорю, – молодицею, а теперь стань кобылицею!“ Глядь – стоит передо мной славная пара 
лошадей: жеребец хорош, а кобыла и того лучше!.. С тех пор на этой паре я и землю пашу и в 
извоз хожу. Вот оно какое чудо-то бывает!»