Закона и свободный рынок Слуги закона «Капитализм»

от того факта, что она была выполнена. Ее невозможно вывести из этого факта; ведь это означало бы, что мы 
35

---

можем оправданно выводить утверждение «Наполеон умер на острове Святой Елены» из утверждения «Мистер 
А. утверждал, что Наполеон умер на острове Святой Елены», а этого делать, конечно, нельзя.
То же самое можно сказать и о решениях. Действие по принятию решения, введению нормы или стандарта 
является фактом, но сами введенные норма или стандарт фактами не являются. То, что большинство людей 
следуют норме «Не укради», есть социологический факт. Однако норма «Не укради» — это не факт, и она не 
может быть выведена из утверждений, описывающих факты. Это станет понятнее, если мы вспомним, что по 
отношению к определенному факту всегда возможны различные и даже противоположные решения. Так, 
например, перед лицом социологического факта, что большинство людей подчиняются норме «Не укради», мы 
можем решить либо подчиниться этой норме, либо бороться с ней; мы можем либо приветствовать тех, кто ей 
подчинился, либо бранить их, убеждая подчиниться другой норме. Итак, невозможно вывести предложение, 
утверждающее норму, решение или, скажем, политическую рекомендацию, из предложения, утверждающего
факт, — иначе говоря, невозможно вывести нормы, решения, предложения-проекты или рекомендации 
(proposals) из фактов
5
.
Утверждение, что нормы искусственны (это значит не то, что они были сознательно сконструированы, а то, что 
люди могут их оценивать и изменять, т. е. нести за них моральную ответственность), часто понимается 
неправильно. Это непонимание проистекает из одного фундаментального заблуждения, а именно — из 
представления, что «соглашение» предполагает «произвольность», т. е. если мы можем свободно выбирать 
любую систему норм, то эти системы невозможно сравнивать между собой. Конечно, нельзя не согласиться, что 
концепция конвенционального или искусственного характера норм подразумевает наличие определенного 
элемента произвольности, т. е. возможности существования различных нормативных систем, выбор между 
которыми затруднителен (на этот факт справедливо обратил внимание Протагор). Однако искусственность ни в 
коей мере не влечет за собой полный произвол. Так, математические исчисления, симфонии или пьесы, 
несомненно, являются искусственными объектами, но из этого не следует, что мы не можем сравнивать между 
собой исчисления и симфонии. Человек создал множество миров — миры языка, музыки, поэзии, науки. Пожалуй, 
важнейшим из них является мир моральных требований - свободы, равенства, милосердия
6
. Сравнивая область 
морали с областью музыки или математики, я вовсе не желаю преувеличить масштабы сходства между ними. Так, 
существует колоссальная разница в том, как принимаются решения в области искусства и как принимаются 
моральные решения. Многие моральные решения затрагивают вопрос о жизни и смерти других людей. Решения в 
области искусства не бывают столь же первоочередными и важными. Поэтому утверждения, что человек 
вырабатывает позицию за или против рабства так же, как он формирует отношение к литературным или 
музыкальным произведениям, что мораль есть дело вкуса, — глубоко ошибочны. Моральные решения не 
являются также и решениями о том, как сделать мир прекраснее и комфортнее. Они гораздо важнее всего этого. 
(Об этом мы еще поговорим в главе 9.) Рассмотренной аналогией я хотел всего лишь показать, что воззрение, 
согласно которому ответственность за моральные решения несет сам человек, не влечет за собой утверждения, 
будто моральные решения полностью произвольны.
Как ни странно, концепция искусственного характера норм встретила неприятие со стороны тех, кто усмотрел 
в ней покушение на религию. В самом деле, эта концепция отвергает некоторые формы религии, а именно — 
религии, основанные на слепой вере в авторитеты, на магии и табу. Однако я не думаю, что она как-то 
противоречит религии, построенной на идее личной ответственности и свободы совести. В первую очередь я 
имею в виду, конечно, христианство (во всяком случае так, как оно интерпретируется в демократических 
государствах) — религию, которая учит противостоять всем табу, каждый раз противопоставляя голос совести 
формальному послушанию закону: «Вы слышали, что было сказано... А я говорю вам...»
Я не рискнул бы утверждать, что признание так понятого искусственного характера этических законов в корне 
противоречит религиозному учению об их богоданности. Несомненно, исторически каждое этическое учение 
коренилось в религии, но историческая сторона вопроса меня пока не интересует. Я не задаюсь вопросом, кто 
был первым законоучителем. Я утверждаю лишь, что мы, и только мы, несем ответственность за принятие или 
отрицание предложенных нам законов и что отличать пророков от лжепророков предстоит нам самим. Свойство 
богоданности может быть приписано любым нормам. Если вы принимаете «христианскую» этику равенства, 
терпимости и свободы совести только потому, что ее освящает божественный авторитет, то вы строите свой дом 
на песке: действительно, ведь сколько раз мы слышали восклицания, будто неравенство заповедано Господом и 
что нельзя терпеть неверия. Однако если вы принимаете христианскую этику не потому, что так было приказано, 
а потому, что вы убеждены, что это правильно, то ответственность за это решение целиком ляжет на ваши плечи. 
Мое убеждение в том, что решения принимаем мы сами и сами несем за них ответственность, не следует 
воспринимать так, что нам не следует искать опоры в вере, а вдохновения — в традиции и в примерах великих 
людей. Из этого не следует также, что принятие нравственных решений есть процесс всего лишь «естественный», 
протекающий на физико-химическом уровне. Протагор, первый критический дуалист, учил, что в природе не 
существует норм и что нормы созданы человеком, в чем и состоит одно из величайших его достижений. Поэтому, 
как пишет Дж. Бернет
7
, Протагор утверждал, «что именно институты и соглашения подняли людей над диким 
состоянием». Однако, несмотря на то, что Протагор был убежден, что нормы создаются человеком, что человек 
есть мера всех вещей, он полагал, что человек смог создать их только с помощью сверхъестественных сил. 
Человек, учил он, привносит нормы в естественное первоначальное состояние общества, но делает это не без 
помощи Зевса. Именно по велению Зевса Гермес дает людям понимание чести и справедливости — дар, который 
равно доступен всем людям. То, что первое отчетливое изложение критического дуализма не смогло обойтись 
36

---

без религии, показывает, что критический дуализм ни в коей мере не противопоставляет себя религиозному 
сознанию. Я полагаю, что сходной точкой зрения руководствовался и Сократ (см. главу 10), душой и разумом 
чувствовавший потребность поставить под сомнение все авторитеты и обрести нормы, справедливость которых 
была бы для него несомненна. Таким образом, доктрина автономии морали не связана с религиозной 
проблематикой и не только не противоречит, а напротив, является необходимым условием всякой религии, 
уважающей совесть индивида.
 
* Английский термин «proposal», примененный К.Поппером в этом месте книги впервые (в дальнейшем он будет 
употребляться часто), как нам представляется, не имеет адекватного русского аналога. Перевод его как 
«предложение» (так обычно принято в словарях) в данном случае не подходит, поскольку в русском языке слово 
«предложение» (как и в английском языке слово «proposition») употребляется, по крайней мере, в двух смыслах: 
для обозначения высказывания или утверждения о чем-либо (пропозиции — в логической терминологии) и для 
обозначения акта предложения кому-то чего-то («Я предлагаю вам...»). Английское слово «proposal» используется 
в этом втором смысле и поэтому мы вынужденны переводить его — в зависимости от контекста — как 
«предложение-проект», «рекомендация», «совет», «предложение по установлению нормы» и т. п. — Прим. 
редактора и переводчиков.