Viii issn 2072-0297

девушки с Вознесенского про-
спекта
. Как рассказывает одна из них, Катя, Трусоцкий 
«от Машки Простаковой теперь не выходит, а денег у него 
и дна нет, а Машка эта — не Простакова, а Прохво-
стова, и в больнице лежала, и захоти только она, Катя, 
так сейчас же ее в Сибирь упрячет, всего одно слово 
скажет» [2, т. 9, с. 60]. Можно заметить, как снижается 
здесь образ проститутки в сравнении с «Преступлением 
и наказанием».
Тяжелое впечатление производит сцена, в которой Тру-
соцкий ругает Лизу, обвиняя ее в том, что она «вся в ма-
машу».
«— Я не в мамашу, я не в мамашу! — выкрикивала 
Лиза, в отчаянии ломая свои маленькие руки и как бы 
оправдываясь перед отцом в страшном упреке, что она 
в мамашу» [2, т. 9, с. 36].
Чудовищность ситуации в том, что сходство с матерью 
становится преступлением. Противоестественность такого 
положения вещей изображается Достоевским с присущей 
ему виртуозностью. Фактически грех матери заставляет 
Лизу отречься от нее.

---

811
“Young Scientist”
. 
#6 (86)
. 
March 2015
Philology
Вельчанинов забирает Лизу от Трусоцкого (причем та 
до последнего сопротивляется и не хочет ехать) и отвозит 
к своим знакомым. Служанка благодарит его: «ребенок 
смирный, от содома избавите» [2, т. 9, с. 36].
Но Лиза тоскует у чужих людей и вскоре заболе-
вает. «Это гордый и угрюмый ребенок; ей стыдно, что она 
у нас и что отец ее так бросил; вот в чем вся болезнь, 
по-моему» [2, т. 9, с. 52], — объясняет состояние девочки 
знакомая Вельчанинова, которой он ее поручает. Вскоре 
Лиза умирает.
Функция ее в произведении — служить яблоком раз-
дора между Трусоцким и Вельчаниновым, которые бо-
рются за нее, когда ее матери уже нет в живых. Неслу-
чайно одна из глав называется «На чьем краю больше», 
то есть кто больше имел прав на Лизу и кто больше го-
ревал после ее кончины. «А Лиза-то-с?» [2, т. 9, с. 112] — 
этот вопрос задает Трусоцкий Вельчанинову, когда они 
случайно встречаются через несколько лет (причем Тру-
соцкого сопровождает