Верь в любовь повесть в рассказах

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ДУШИ
В дом привезли на машине старенькую бабушку Шуру. Леньке сказали: это прабабушка, мать погибшего на войне с фашистами еще молодым деда. До этого она жила в дальнем селе у старшей дочери, а так как дочь заболела сильно и попала в больницу, то бабушку взяла к себе жить Ленькина мать. Ленька мало понимал в родственных связях, в «золовках» и «снохах», но ему объяснили, что это свекровь мамы.
Бабушке Шуре было уже девяносто лет – Леньке эта цифра мало чего говорила, он во втором классе не знал толком, сколько люди живут, – по его мнению, они вообще умирать не должны, особенно добрые и приветливые, ведь они никому не мешают, а только радуют! С бабушкой Шурой он быстро подружился и водил ее за руку по двору и на лужайку около дома – и очень удивлялся, что рука у нее холодная даже в теплый день и очень уж морщинистая, с проступающими синими венами, с кожей, словно прозрачная папиросная бумага. Казалось, задень кожу ногтем – и она тут же порвется. Это у него кожа упругая, загорелая, даже острым ножиком не всегда разрезается, когда что-нибудь стругает и случайно до нее острием дотронется!
Боясь простудиться, на улице бабушка Шура всегда прикрывала теплым платком голову с беленькими и тонкими, как пушок и паутинки, волосами и покорно следовала за Ленькой шаркающей походкой.
Бабушку Шуру поселили на мягком матраце на большой русской печи, что стояла в просторной кухне – место это для нее было привычное, как выяснилось, она всю жизнь спала на печи, где всегда тепло. Считала это гораздо комфортнее кровати. При отсутствии в то время газовых плит печь топили каждый день даже летом – пекли там пироги, жарили рыбу, варили суп, грели воду для мытья посуды.
Но не долго прожила прабабушка – зимой сразу после Нового года она умерла, тихо, незаметно, без плачей и стонов. Просто однажды утром Ленькина мама позвала ее, а та не откликается; потрогала ее за руку – а она уже холодная и словно бы одеревеневшая.
Ленька никак не мог понять, как это еще вчера человек был жив, разговаривал, дышал, думал, мечтал, на что-то надеялся, а сегодня уже нет. Неужели от него ничего не остается? Совсем-совсем ничего? Зачем же тогда он жил? Так же не может быть…
После похорон, куда его не взяли, чтоб не мешался (места в кузове грузовика не хватило), Ленька часто заглядывал на печь, ожидая увидеть если не добрую и тихую бабушку Шуру, то хотя бы тень от нее.
Однажды ночью он побежал к ведерку, что стояло за печкой (ему по малолетству в морозный день разрешалось туда писать), а пописав, словно куда-то провалился…Очнулся он от того, что его трясет за ногу испуганная мама и тревожно шепчет: «Что с тобой? Что?» Ленька осознает, что сидит на печи на карачках, уткнувшись головой в кирпичи, и видит странный тяжкий сон. «Пошли отсюда скорей, пошли», – говорит ему с опаской мама и уводит за руку в спальню, там он падает в свою кровать и тут же засыпает.
Утром пробудившись, Ленька еще из постели услышал, как мама тревожно рассказывала на кухне бабушке: «Я смотрю, он в туалет пробежал, жду, когда вернется, а его все нет и нет. Слышу, он стонет громко и тоскливо. Пришла – а он на печи лежит и чего-то бормочет, словно с кем-то разговаривает…». «Это он с Шурой разговаривал, – отвечает бабушка Груня. – Ее душа его к себе позвала, уж больно она его любила…» – «И что теперь? Может, она его и туда захочет позвать?.. – растерянно и испуганно заявила мать и добавила: – Наверное, надо в дом священника пригласить? Пусть ее отпоет, раз ей там спокойно не лежится». – «А где же его взять? Если на сто верст ни одной церкви не осталось. Все большевики сломали, – фыркнула недовольно бабушка. – Я ей сама строго скажу, чтоб больше не беспокоила».
Когда Ленька вошел в кухню, они сразу прекратили странный разговор, но он уже растревожился – «туда», в мерзлую землю, в глубокую яму, он не хотел и с тех пор стал очень бояться мертвецов, души которых, оказывается, невидимыми бродят по земле и зовут в гости тех, кого любили. А так как рук у них нет, то они зовут сладкими голосами (дескать, скучно нам, одиноко), а могут и подстроить какую-нибудь ситуацию, когда человек вдруг ни с того ни с чего погибнет – заболеет, утонет, упадет лбом на камень...
Увидев как-то на столе старшей сестры книгу «Мертвые души», которую она принесла из библиотеки и стала с интересом читать, он прошелся настороженно вокруг стола и испуганно спросил: «А ты не боишься?» Леньке показалось, что эта, в серой мрачной обложке, книга может принести беду – мертвые души придут и заберут с собой прочитавшего книгу! В данном случае – его сестру! Она хоть и спорит с ним иногда, но все равно ее очень жалко будет…«Мы книгу по школьной программе изучаем, – сказала весело сестра, которая уже училась в восьмом классе. – Очень смешная книга!» Ленька хотел заглянуть в книгу, полистать страницы, но подумал, что сделает это позже. Когда постарше станет и посмелее и сможет строго сказать зовущей его в гости «душе»: «Мне еще долго надо жить…»


ПРИЕМЫШ
На уютной, покрытой травой улице, жило много детей, они общались, ходили вместе в походы и на рыбалку, устраивали соревнования по волейболу, футболу, лапте на ближайшей поляне под деревьями. И только в большом доме колхозной кладовщицы и плотника детей не было. Вдруг все пацаны с улицы узнали, что у тех появился сын – шестилетний Рифкат, круглолицый, приземистый, черноволосый мальчуган. Мать Леньке сказала: «Видишь ли, не у всех родителей бывают свои дети. По многим причинам ребенок может не появиться. Вот и у кладовщицы тети Раи с дядей Фаридом родить не получилось, и они взяли Рифката в детском доме! Молодцы, дадут ему воспитание, любовь и ласку. Ведь, может, он родился в какой-нибудь нехорошей семье, где отец с матерью пили водку, дрались и его не любили. А может, мать бросила его прямо в роддоме. Или, к несчастью, родители погибли в автокатастрофе – и такое случается!»
Не всем Ленькиным друзьям родители объяснили так подробно про Рифката, поэтому кое-кто начал дразнить Рифката: «Эй ты, приемыш!» Замкнутый Рифкат некоторое время сторонился уличной компании, опасаясь подойти к мальчишкам поиграть, обижался и, казалось, вот-вот заплачет. Видимо, неприятно чувствовать себя чужаком, взятым в детдоме, где его бросили беспутные родители.
Говорили ему пацаны «Эй, приемыш» без желания обидеть, а чтоб показать, что они, дескать, знают, кто он и откуда. Кто-то из пацанов с важностью от собственной информированности даже сказал, что в детском доме того звали не Рифкат, а Саша, и что он вовсе не татарин, а русский… Ленька же по строгому наказу матери никогда не напоминал Рифкату, что он приемный сын.
Вскоре Рифкат влился в их компанию – он оказался шустрым и сообразительным мальчуганом: быстро бегал, высоко прыгал, научился мастерить рогатки и луки со стрелами, рыбачить удочкой, плавать, но все равно чувствовалось, что у него саднит обида то ли на ребят, у которых любящие родные семьи, то ли на прошлую жизнь, отголоски которой помнил. Одно неосторожное слово могло заставить его напыжиться, насупиться и покинуть компанию, а иногда, отбежав подальше, к своему дому, он начинал задираться и обзываться.
Как-то раз Ленька сидел на большой иве, где селились грачи, чтоб положить выпавшего от ветра грачонка в гнездо. Рифкат должен был подкинуть грачонка снизу, но у него это не получалось. Он кинул раз, два, но все мимо Леньки, и тогда тот сердито сказал: «У вас там, в детском доме кидать не учили, что ли?» Вдруг Рифкат насупился, схватил с земли камень и кинул в Леньку – тот не успел отвернуться, и камень угодил прямо в лоб. Камешек был небольшой, но острый. Ленька вместе с резкой болью почувствовал, как со лба потекла струйка крови… «Ах вот ты так!» – крикнул Ленька, ошарашенный подлостью Рифката, и начал быстро спускаться с дерева. Рифкат уже успел убежать метров на сто и мчался во всю прыть к складу, где сидела его новая мать… Ленька кинулся за ним, стирая ладонью соленую теплую кровь, которая заливала глаза и попадала в рот. Бегал Рифкат быстро, но Ленька был старше на два года, да и гораздо сильнее, ну а обида придавала ему много сил. Расстояние между ними стало сокращаться. Леньке хотелось догнать Рифката, пока тот не успеет добежать до склада и спрятаться у своей мамки, а до нее было с километр. И поэтому, сжав зубы, Ленька напрягал все силы.
Когда до склада оставалось метров тридцать, Ленька настиг Рифката и дал подножку. Тот кувыркнулся и покатился по земле. Ленька накинулся на него сверху и стал лупить кулаками по лицу. Его никогда в жизни еще так не обижали, никто из мальчишек не смел, и поэтому он был настолько зол, что, наверное, долго бил бы мальчишку, но от склада прибежали две крупные сильные тетки и с трудом оттащили Леньку от Рифката, у которого из разбитого носа текла кровь. Тетки отвели Леньку в больницу, где ему поставили на лоб два шва и перевязали голову бинтом.
После этого Рифкат недели три не показывался на улице – боялся, что Ленька поймает и снова побьет. Конечно, Леньке очень хотелось ему еще надавать, но потом жажда мести забылась, да и мать сказала: «Жизнь у него была непростая – вот и вырос сердитым и обидчивым». Ленька ничего не знал о жизни в детдомах, но почему-то подумалось, что там плохо одетые и скудно накормленные дети ходят по огромному, серому и холодному коридору, словно злые зверьки, в желании укусить любого, кто на них кинется. А иначе там не выжить! И порадовался, что у него такие работящие и умные родители и благополучная большая семья с любящими сестрами и бабушками, так что он никогда в детский дом не попадет! Да и другим туда попадать не желает…