Три товарища

* * *
Позже, когда все утихло, я взял пальто и одеяло и прокрался по коридору к телефону. Я
встал на колени перед столиком, на котором стоял аппарат, накрыл голову пальто и одеялом и
снял трубку, придерживая левой рукой край пальто. Это гарантировало от подслушивания. В
пансионе фрау Залевски было много длинных любопытных ушей. Мне повезло. Патриция
Хольман была дома.
– Давно уже вернулись с вашего таинственного свидания? – спросил я.
– Уже около часа.
– Жаль. Если бы я знал…
Она рассмеялась:
– Это ничего бы не изменило. Я уже в постели, и у меня снова немного поднялась
температура. Очень хорошо, что я рано вернулась.
– Температура? Что с вами?
– Ничего особенного. А вы что еще делали сегодня вечером?
– Беседовал со своей хозяйкой о международном положении. А вы как? У вас все в порядке?
– Надеюсь, все будет в порядке.
В моем укрытии стало жарко, как в клетке с обезьянами. Поэтому всякий раз, когда
говорила девушка, я приподнимал «занавес» и торопливо вдыхал прохладный воздух; отвечая, я
снова плотно прикрывал отдушину.
– Среди ваших знакомых нет никого по имени Роберт? – спросил я.
Она рассмеялась:
– Кажется, нет…
– Жаль. А то я с удовольствием послушал бы, как вы произносите это имя. Может быть,
попробуете все-таки?
Она снова рассмеялась.
– Ну, просто шутки ради, – сказал я. – Например: «Роберт осел».
– Роберт детеныш…
– У вас изумительное произношение, – сказал я. – А теперь давайте попробуем сказать
«Робби». Итак: «Робби…»
– Робби пьяница… – медленно произнес далекий тихий голос. – А теперь мне надо спать. Я
приняла снотворное, и голова гудит…
– Да… спокойной ночи… спите спокойно… Я повесил трубку и сбросил с себя одеяло и
пальто. Затем я встал на ноги и тут же замер. Прямо передо мной стоял, точно призрак, казначей
в отставке, снимавший комнатку рядом с кухней. Разозлившись, я пробормотал что-то. – Tсс! –
прошипел он и оскалил зубы.
– Tсс! – ответил я ему, мысленно посылая его ко всем чертям.
Он поднял палец:
– Я вас не выдам. Политическое дело, верно?

---

– Что? – спросил я изумленно.
Он подмигнул мне:
– Не беспокойтесь. Я сам стою на крайних правых позициях. Тайный политический
разговор, а? Я понял его.
– Высокополитический! – сказал я и тоже оскалил зубы.
Он кивнул и прошептал:
– Да здравствует его величество!
– Трижды виват! – ответил я. – А теперь вот что: вы случайно не знаете, кто изобрел
телефон?
Он удивился вопросу и отрицательно покачал своим голым черепом.
– И я не знаю, – сказал я, – но, вероятно, это был замечательный парень…

---

IX 
Воскресенье. День гонок. Всю последнюю неделю Кестер тренировался ежедневно.
Вечерами мы принимались за «Карла» и до глубокой ночи копались в нем, проверяя каждый
винтик, тщательно смазывая и приводя в порядок все. Мы сидели около склада запасных частей
и ожидали Кестера, отправившегося к месту старта.
Все были в сборе: Грау, Валентин, Ленц, Патриция Хольман, а главное Юпп – в
комбинезоне и в гоночном шлеме с очками. Он весил меньше всех и поэтому должен был
сопровождать Кестера. Правда, у Ленца возникли сомнения. Он утверждал, что огромные,
торчащие в стороны уши Юппа чрезмерно повысят сопротивление воздуха, и тогда машина либо
потеряет двадцать километров скорости, либо превратится в самолет.
– Откуда у вас, собственно, английское имя? – спросил Готтфрид Патрицию Хольман,
сидевшую рядом с ним.
– Моя мать была англичанка. Ее тоже звали Пат.
– Ну, Пат – это другое дело. Это гораздо легче произносится. – Он достал стакан и
бутылку. – За крепкую дружбу, Пат. Меня зовут Готтфрид. Я с удивлением посмотрел на него. Я
все еще не мог придумать, как мне ее называть, а он прямо средь бела дня так свободно шутит с
ней. И Пат смеется и называет его Готтфридом.
Но все это не шло ни в какое сравнение с поведением Фердинанда Грау. Тот словно сошел с
ума и не спускал глаз с Пат. Он декламировал звучные стихи и заявил, что должен писать ее
портрет. И действительно – он устроился на ящике и начал работать карандашом.
– Послушай, Фердинанд, старый сыч, – сказал я, отнимая у него альбом для зарисовок. – Не
трогай ты живых людей. Хватит с тебя трупов. И говори, пожалуйста, побольше на общие темы.
К этой девушке я отношусь всерьез.
– А вы пропьете потом со мной остаток выручки, доставшейся мне от наследства моего
трактирщика?
– Насчет всего остатка не знаю. Но частицу – наверняка, – сказал я.
– Ладно. Тогда я пожалею тебя, мой мальчик.