Тонкое искусство пофигизма: Парадоксальный способ жить счастливо

Страдание — часть процесса
В 1950-е гг. польский психолог Казимир Дабровский изучал людей,
переживших Вторую мировую войну: как они справились со своей
травмой. На долю поляков выпало немало бедствий: люди пережили
или видели массовый голод, сильные бомбежки, холокост, пытки
военно
​пленных, изнасилования и/или убийства близких (сначала
нацистами, затем через несколько лет советскими солдатами).
Изучая
жертв,
Дабровский
заметил
нечто
странное
и
удивительное. Многие полагали, что тяжкие страдания и травмы,
пережитые ими в годы войны, сделали их лучше, ответственнее и
даже счастливее. Многие считали, что до войны они были другими
людьми: не умели ценить и благодарить близких, ленились, погрязали
в мелочных проблемах, принимали все блага как должное. После вой
​-
ны они обрели некую внутреннюю силу и умение благодарить, а
также сохранять спокойствие перед лицом мелких бытовых
неприятностей.
Конечно, пережитое было кошмаром. Люди многое бы отдали,
чтобы этого не случилось. Многие все еще страдали от
эмоциональных шрамов и ран, оставленных войной. Но некоторым из

---

них удалось с помощью этих шрамов серьезно измениться в лучшую
сторону.
И они в этой трансформации не одиноки. Многие достигли
наибольшего лишь перед лицом тягот. Зачастую боль делает нас
сильнее, крепче, жизнеспособнее. Не случайно многие люди,
перенесшие рак, говорят, что вышли из этой битвы более сильными и
благодарными. Многие солдаты говорят, что обрели психологическую
устойчивость после того, как пережили опасности военной зоны.
Дабровский считал, что страх, тревога и печаль не всегда
нежелательны и вредны для ума: зачастую без них не обходится
психологический рост. Отрицать эту боль — значит отрицать наш
собственный потенциал. Как для накачки мышц нужно терпеть
физическую боль, так нужно терпеть эмоциональную боль для
развития
эмоциональной
устойчивости,
самостоятельности,
сострадания, да и вообще для обретения счастья.
Часто нас по-настоящему меняют лишь тяжелые испытания. Лишь
когда мы ощущаем сильную боль, мы готовы взглянуть на наши
ценности и спросить себя, почему они подвели нас. Нам нужен
экзистенциальный кризис, чтобы мы объективнее посмотрели на то,
что считаем смыслом жизни, а затем изменили линию действий.
Называют
это
по-разному:
и
«падение
до
дна»,
и
«экзистенциальный кризис». Я предпочитаю другое наименование:
«выдержать бурю дерьма». Выбирайте, что вам больше подходит.
Возможно, вы сейчас переживаете такую бурю. Возможно, вы
выходите из тяжелого кризиса и ощущаете замешательство, ибо все,
что вы раньше считали правильным, нормальным и хорошим,
оказалось диаметрально противоположным.
И это хорошо: все только начинается. Повторю снова и снова: боль
— часть процесса. Почувствовать ее очень важно. Ибо если вы
считаете себя уникальным, ищете «наркотики» и «обезболивающие»,
иллюзорное позитивное мышление, если вы не относитесь к себе
строго, вам не выработать нужной мотивации для реальных перемен.
Помню, в детстве, когда в нашей семье появлялся новый
видеомагнитофон или стереосистема, я нажимал на каждую кнопку,

---

втыкал и вынимал каждый шнур и кабель: посмотреть, как все
устроено. И со временем понимал, как система работает. А поскольку
я это знал, зачастую только я в доме ей и пользовался!
Так часто бывало с поколением «игрек»: родители считали меня
чуть ли не вундеркиндом. В их глазах способность запрограммировать
телевизор со стереосистемой, не подглядывая в инструкцию, делала
меня новым воплощением Теслы.
Легко смотреть свысока на поколение родителей и хихикать над их
технофобией. Однако с годами я все больше понимаю: у всех нас есть
области в жизни, где мы ведем себя, как мои родители со
стереосистемой. Сидим, смотрим и беспомощно разводим руками:
«Но как?» А тут надо лишь взяться за дело.
Я часто получаю письма с вопросом: «Но как?» И уже много лет не
знаю, что на них отвечать.
Вот девушка, чьи родители, иммигранты, всю жизнь копили на то,
чтобы она стала врачом. Она и впрямь поступила на медицинский
факультет, но он ей осточертел. Она в гробу видала эту профессию и
всей душой хочет бросить вуз. Для нее эта ситуация тупиковая.
Настолько тупиковая, что она шлет в интернете письмо незнакомцу
(мне) с глупым и незатейливым вопросом: «Как мне бросить
университет?»
А вот студент, который запал на преподавательницу. Он мучается
по поводу каждого жеста, каждой шутки, каждой улыбки, каждого
обмена репликами и посылает мне роман на 28 страницах, который
заканчивается вопросом: «Как мне пригласить ее на свидание?»
Или мать-одиночка, чьи дети выросли, окончили университет, но
лоботрясничают: живут у нее дома, едят ее еду, тратят ее деньги и не
уважают ее личное пространство. Она хочет, чтобы дальше они жили
сами. Она хочет, чтобы они не сидели у нее на шее. Но она до смерти
боится оттолкнуть их. Она настолько испугана, что задает вопрос мне:
«Как мне попросить их переехать?»
Таковы «стереосистемные» вопросы. Со стороны кажется: чего
проще — нечего рассуждать, просто возьми и сделай.
Однако изнутри, с точки зрения каждого из этих людей, вопросы

---

невыносимо сложны и запутанны: эдакие экзистенциальные загадки,
закутанные в тайну и помещенные внутрь кубика Рубика.
Боль — вот, в чем все дело. Написать заявление об отчислении из
университета несложно. Но как разбить сердце родителей? Сказать
преподавательнице, что приглашаешь ее на свидание несложно. Но не
окажешься ли в глупом положении? И не столкнешься ли с отказом?
Попросить молодых людей переехать в другой дом несложно. Но как
быть с чувством, что бросаешь собственных детей?
Большую часть юности и даже в начале взрослой жизни я страдал
от социофобии. Я целыми днями пытался отвлечь себя видеоиграми, а
ночами много пил и курил, чтобы снять беспокойство. Многие годы
сама мысль о том, чтобы заговорить с незнакомцем — особенно
привлекательным/интересным/популярным/умным,
—
казалась
невозможной. Я годами пребывал словно в трансе, терзаясь
дурацкими вопросами: «Как? Как можно просто подойти к человеку и
заговорить с ним? Как у людей это получается?»
У меня сформировались совершенно бредовые убеждения: вроде
того, что нельзя заводить беседу с человеком, пока в этом нет
практической необходимости, или что женщины примут меня за
скрытого насильника, если я лишь скажу «привет».
Проблема состояла в том, что мои эмоции определяли мою
реальность. Поскольку мне казалось, что люди не хотят со мной
разговаривать, я стал верить, что люди не хотят со мной
разговаривать. Отсюда и «стереосистемный» вопрос: «Как можно
просто подойти к человеку и заговорить с ним?»
Поскольку мне не удавалось отделить то, что я чувствовал, от того,
кем я был, я не мог выйти за пределы самого себя и увидеть мир
таким, какой он есть: простым местом, где двое могут в любой
момент подойти друг к другу и заговорить.
Многие, испытывая какую-то форму боли, гнева или печали, все
бросают и стараются заглушить свои чувства. Им нужно срочно
почувствовать себя хорошо, даже если для этого придется забыться,
впасть в самообман или вернуться к ошибочным ценностям.
Учитесь жить с болью, которую выбрали. Вместе с новой

---

ценностью вы выбираете для себя и новую форму боли. Дорожите ей.
Смакуйте ее. Встречайте ее с распростертыми объятиями. А затем
действуйте, невзирая на нее.
Лгать не буду: небо покажется с овчинку. Но не так уж все и
сложно. Допустим, вы утратите ориентиры. Однако об этом мы уже
говорили: вы ничего не знаете. Даже если думаете, что знаете, вы не
знаете реальную ситуацию. Так что же вам терять?
Такова жизнь: точного знания нет, но нельзя сидеть сложа руки.
Такова вся жизнь. В этом смысле ничего не меняется. Даже когда вы
счастливы. Даже когда вы бздите волшебным порошком. Даже когда
вы вытягиваете счастливый билет и покупаете флот аквабайков, вы
все равно не знаете, что делаете. Не забывайте об этом. И не бойтесь
этого.