|
Изобразительное искусство: вчера, сегодня, завтра
не являлась самостоятельным «институтом» <…>. Художник, работавший в системе, получал
заказ на картину, скульптуру или станковую графику (или представлял работу на выставком),
и заказ оплачивался, только если работа удовлетворяла орган цензуры, называемый худсоветом.
Многоэтажный механизм цензуры создавал навык самоцензуры: он задавал художнику рамки,
в которых тот твердо держался. <…> Советские художники без устали искали, чему умилиться
и что одобрить, чтобы соответствовать требованиям этого производства, без которого они ли-
шились бы права на профессию» [2]. Характерно, что опубликованный в сетевом издании «Арт-
гид» текст Л. Кантор-Казовской (как и сама по себе выставка «Ненавсегда») стал поводом для
возобновления дискуссии — в основном среди московского арт-сообщества — по поводу того,
кто же все-таки останется в истории российского искусства из периода 1960–1980-х гг.
В дискурсе, параллельном «соцреализму», к началу 1980-х гг. возникло, в частности,
понятие «московского концептуализма», бывшего до поры до времени герметичным мо-
сковским проектом, — до тех пор, пока у его участников не появилась возможность выйти
на международный уровень. Сейчас уже трудно представить, кто были эти художники со-
рок — пятьдесят лет тому назад, когда они были известны лишь узкому кругу своих москов-
ских друзей. То, что они делали, было типичным для российской культуры пародийным под-
ражанием недосягаемым примерам блистательного американского и западноевропейского
искусства, высокотехнологичного и респектабельного даже в маргинальных проявлениях.
Но что могли тогда сделать наши художники, какое современное искусство? Они могли вы-
езжать куда-нибудь далеко за город и устраивать абсурдистские «коллективные действия»,
могли, как И. И. Кабаков, рисовать картины из жизни мух, наполненные, как бы мухами
обсиженные, крохотными буквицами, написанными в узнаваемой стилистике советского
канцелярского языка. Но, действительно, И. И. Кабаков был и остается знаковой фигурой,
во многом характеризующей целый этап в истории нашего искусства.
В своих последних интервью И. И. Кабаков (а также его супруга и соавтор Эмилия),
вполне осознавший свое величие, создает образ великого художника, неутомимого тружени-
ка, не выходящего из своей мастерской и даже забывшего, что такое телефон, даже не смарт-
фон или «мобильник», а вообще телефон [10]. Как бы оторвавшийся от жизни бренной,
пребывающий в неземном измерении и создающий «оттуда» неизбывной глубины проекты
вроде того, который был представлен в Петербурге и Москве в 2018–2019 гг., — «В будущее
возьмут не всех». Впрочем, стоит прочитать название полностью: «Илья и Эмилия Кабако-
вы. В будущее возьмут не всех». Ilya & Emilia Kabakov сами решат, кого они с собой возьмут.
Но только кто этого хочет, вот вопрос?
Актуальный статус И. И. Кабакова уже много лет подтверждается его работами —
стендами-объектами и «тотальными инсталляциями», где то вагон, то коммунальная кухня,
то общественный туалет, то музей неизвестного советского искусства. Отпечаток пыльного
сознания творческого человека, до сих пор в своем благополучии американского пенсио-
нера-миллионера не смогшего выйти из того быта, в котором он вырос. Из того, на кото-
рый многие советские люди — и не только художники — старались не обращать внимания,
и стремились его улучшить, как бы философски относясь к жизни. Искусство было счастли-
вым выходом из этого угнетения. Искренне жаль человека, который живя столько лет в славе
и богатстве, перетащил этот тяжелый быт в свое искусство, как сокровище какое-то…
В Советском Союзе И. И. Кабаков был известен как книжный график. Известен он был
не в широких кругах, а, скорее, в узких, но был уважаем в этом качестве. Сейчас (опять же,
если обратиться к жанру интервью, в котором последнее время выступают мэтр и его жена-со-
автор Эмилия) он отрицает, что книжная графика была для него сколько-нибудь серьезным
занятием, что он работал над ней исключительно для заработка и относился к этому занятию
в общем наплевательски, хотя и делая вид, что относится серьезно, что несложно для него, как
для профессионала, и т. д.: «
Я считал, что должен сделать так подло, так приспособиться,
253
Do'stlaringiz bilan baham: |
