Политическая социология

12.3. Особенности и перспективы развития 
политической культуры современной 
России
Обобщая результаты зарубежных и отечественных 
исследований, А.В. Андреенкова пишет, что «новая 
ценностная 
плоскость 
политики 
— 
материализм/постматериализм — пока еще не сфор-
мировалась в России, так как на повестке дня стоят сугубо 
материалистические вопросы личной и экономической 
безопасности и экономического роста». В то же время она 
отмечает, что послевоенные поколения и более образованные 
группы населения ориентируются, преимущественно на 
постматериалистические ценности, и что в будущем эти 
ценности могут стать значимым фактором политической 
стратификации 
[Андреенкова 
А. 
В. 
Политическая 
стратификация современного российского общества. М., 
1998. С. 19]. Этот вывод подтверждает предположение о том, 
что более младшие когорты российских граждан выбирают 
постматериалистические 
ценности 
на 
основе 
своего 
социального статуса (более образованные), в то время как 
старшие делают тот же выбор на основе традиционного 
преобладания коммуникативной компоненты в российской 
национальной культуре, для которой установление и 
сохранение взаимопонимания и хороших отношений с 
людьми были одними из главных ценностей. 
На этом можно закончить изложение вопроса о 

---

предпосылках формирования гражданской культуры в России 
и приступить к анализу реального проявления ее основных 
признаков в массовом политическом сознании и поведении 
населения. 
В вышеупомянутом всероссийском опросе ЦЕССИ (май 
1996 г.) было выявлено следующее распределение ответов на 
вопрос: «Насколько вы интересуетесь политикой?» (рис. 63). 
Сравнение этих данных с результатами опросов 
«Евробаромет-ра» (см. рис. 51) позволяет сделать вывод о 
том, что уровень интереса к политике в России не очень 
сильно 
отличается 
от 
среднеевропейского: 
доля 
испытывающих большой и достаточный интерес 
[256] 
к политике в России составляла в 1996 г. 41%, а в среднем 
по странам ЕС в 1994 г. — 45%. Доля тех, кто мало (не 
очень) интересовался политикой, составила 40 и 37% 
соответственно, удельный вес совсем не интересующихся 
политической жизнью был одинаковым — 18%. Если 
учесть, что данные ЦЕССИ заслуживают абсолютного 
доверия, то придется признать необоснованными ут-
верждения о низком уровне интереса к политике в России. 
Разумеется, население России уступает по этому показателю 
населению Дании и Великобритании, но нисколько не 
отстает от населения Германии (41 и 42% соответственно). 
На графике видно, что значительные показатели 
повышенного интереса к политике наблюдаются у средних 
возрастных групп, у младших и старших возрастных групп 
они ниже (следует обратить внимание на два «пика» по 
альтернативе «совсем не интересуюсь»: 44% в группе 18—
19 лет и 26% в группе 60 лет и более). Разумеется, есть и 
другие данные, которые отличаются от приведенных выше. 
Так, согласно ноябрьскому 1994 г. всероссийскому опросу 
ВЦИОМ, в «очень большой» и «большой» степени 
политикой интересовались 9% опрошенных, в «средней 
степени» — 28%, в «малой степени» — 35%, «совсем не 
интересовались» — 28% [Экономические и социальные 
перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 2. 
С. 10]. Эти данные ниже среднеевропейских и 
соответствуют 
тому 
уровню 
интереса, 
который 
зарегистрирован в 1994 г. в Испании. Правда, разница в 4% 
может находиться в пределах погрешности измерения (с 
учетом различия альтернатив ответа на вопрос). 

---

[256] 
к политике в России составляла в 1996 г. 41%, а в среднем 
по странам ЕС в 1994 г. — 45%. Доля тех, кто мало (не 
очень) интересовался политикой, составила 40 и 37% 
соответственно, удельный вес совсем не интересующихся 
политической жизнью был одинаковым — 18%. Если 
учесть, что данные ЦЕССИ заслуживают абсолютного 
доверия, то придется признать необоснованными ут-
верждения о низком уровне интереса к политике в России. 
Разумеется, население России уступает по этому показателю 
населению Дании и Великобритании, но нисколько не 
отстает от населения Германии (41 и 42% соответственно). 
На графике видно, что значительные показатели 
повышенного интереса к политике наблюдаются у средних 
возрастных групп, у младших и старших возрастных групп 
они ниже (следует обратить внимание на два «пика» по 
альтернативе «совсем не интересуюсь»: 44% в группе 18—
19 лет и 26% в группе 60 лет и более). Разумеется, есть и 
другие данные, которые отличаются от приведенных выше. 
Так, согласно ноябрьскому 1994 г. всероссийскому опросу 
ВЦИОМ, в «очень большой» и «большой» степени 
политикой интересовались 9% опрошенных, в «средней 
степени» — 28%, в «малой степени» — 35%, «совсем не 
интересовались» — 28% [Экономические и социальные 
перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 2. 
С. 10]. Эти данные ниже среднеевропейских и 
соответствуют 
тому 
уровню 
интереса, 
который 
зарегистрирован в 1994 г. в Испании. Правда, разница в 4% 
может находиться в пределах погрешности измерения (с 
учетом различия альтернатив ответа на вопрос). 
[257] 
Сопоставление данных всероссийских исследований 
ЦЕССИ по вопросу о готовности участвовать в различных 
акциях протеста с аналогичными данными международных 
опросов, позволяет сделать вывод о том, что по этому 
показателю население России уступало (в 1999 г.) населению 
стран ЕС и США по всем видам акций, за исключением 
обращений (рис. 64). 

---

И с т о ч н и к и : Россия в поисках стратегии: общество и власть. 
М., 2000. С. 186; 
Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. 
Политические культуры и социальные изменения. М., 1998. С. 
180. 
На графике наблюдается снижение активности населения 
России в 1999 г. в сравнении с предыдущими годами по всем 
видам протеста, за исключением захвата зданий (10% в 1991 
г. и 12% в 1999 г.). Многие аналитики считают 
парадоксальным тот факт, что на фоне намного более низкой, 
в сравнении со странами ЕС и США, удовлетворенности 
жизнью, в целом население России в меньшей степени готово 
к протесту в защиту своих интересов, чем население этих 
стран. 
На графике видно, что в 1991 г. уровень потенциальной 
про-тестной активности населения России был почти таким 
же, как в странах ЕС, однако затем он резко снизился. Это 
объясняется не только слабой укорененностью элементов 
гражданской культуры в сознании и поведении людей, но и 
недостаточным развитием демократических институтов. 
Отсюда разочарование в способности отстаивать свои 
интересы и гражданские права и влиять с помощью 
различных акций на решения властей. Второй причиной сни-
жения готовности к протесту служит установка населения 
России 
[258] 
на неполитические способы решения своих проблем. Так, 
54,9% опрошенных в марте 1999 г. социологами РНИСиНП 
представителей российского среднего класса ответили, что в 
случае значительного ухудшения условий жизни будут искать 
дополнительные заработки и только 3% собирались 
участвовать в митингах, демонстрациях и голодовках 
[Средний класс в современном российском обществе, 211]. 
Подобный отказ от традиционных способов защиты 
интересов сопровождается наличием довольно большого 
числа экстремистски настроенных граждан. Так, например, 
заявили, что могут взяться за оружие 5,7% среднего класса 
[Там же] и 15% представителей всех слоев населения, 
опрошенных в декабре 1998 г. социологами ИСПИ РАН 
[Россия: преодоление национальной катастрофы. ML, 1999. С 
198]. 
Правда, наряду с подобного рода негативными данными 
есть и позитивные. Они касаются показателей субъективной 
политической компетентности и политической включенности 
населения России. Электоральная статистика и опросы 
свидетельствуют о том, что россияне в основном 

---

рассчитывают влиять на решение своих проблем с помощью 
выборов и личных связей. Последняя форма унаследована от 
прошлого и постепенно уступает место другим формам. 
Выборы же прочно вошли в арсенал способов политического 
влияния. В качестве подтверждения этого вывода можно при-
вести данные всероссийского опроса ЦЕССИ, проведенного 
в мае 1996 г. по результатам ответа на вопрос: «Могут ли 
люди, по вашему мнению, действительно изменить что-либо 
в жизни страны, участвуя в голосовании, или это 
невозможно?» (табл. 32). 
Таблица 32