ИМАГО И РОМАНТИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ
Теперь позвольте проиллюстрировать, как Имаго влияет на выбор
партнера. Одним из моих [Харвилла] клиентов была сорокалетняя
женщина по имени Линн, мать троих детей школьного возраста. Жила она
в небольшом городке в Новой Англии и работала в городской
администрации. Питер, ее муж, был консультантом по компьютерным
технологиям.
На первых сеансах с этой парой я узнал, что на Линн очень сильно
повлиял ее отец. Он, как хороший семьянин и добытчик, держал в порядке
двор, дом и машины, но при этом был очень холоден к ней. Линн
рассказывала, что он постоянно ее щекотал, хотя знал, что она этого
терпеть не может. Когда она наконец начинала реветь, папа только смеялся
и называл ее плаксой. Она никогда не забудет, как отец бросил ее в реку,
чтобы «научить плавать». Когда Линн рассказывала мне эту историю, у нее
был комок в горле, а руки сжимали подлокотники кресла. «Как он мог так
со мной поступить? – недоумевала она. – Мне было всего четыре года! Я
помню свою дочь в четырехлетнем возрасте и просто не могу понять, как
отец мог меня бросить в воду. Дети в этот период такие доверчивые и
ранимые!»
Хотя Линн не отдавала себе в этом отчета, в ее подсознании хранились
гораздо более ранние образы отца, и они тоже влияли на воспоминания о
нем. Можно предположить, например, что папа не грел бутылочку, когда
приходила его очередь ее кормить, и отцовские руки ассоциировались у
нее с шоком от холодного молока. Или, может быть, когда ей было десять
месяцев от роду, он высоко ее подбросил, не обращая внимания на
отчаянный плач.
Мать Линн оказалась не менее мощным источником образов. Она
уделяла дочери время и внимание и последовательно ее воспитывала. В
отличие от отца она была чуткой. Линн помнит, с каким вниманием и
сочувствием мама слушала ее, когда она рассказывала о проблемах в
школе. В то же время она была перфекционисткой. Что бы девочка ни
говорила и ни делала, все было недостаточно хорошо. Мама всегда
поправляла за ней грамматические ошибки, причесывала, критиковала ее
одежду и по два раза проверяла домашние задания. Линн чувствовала себя
незавершенным произведением, которое мать корректирует по своему
усмотрению.
У мамы была еще одна черта: ей было некомфортно с собственной
сексуальностью. Линн помнит, что та носила застегнутые на все пуговицы
блузки с длинными рукавами, а сверху – свободные, скрывающие тело
свитера. Она никому не позволяла находиться с ней в ванной комнате
(которая в доме была единственной). Когда Линн была подростком, мама
никогда не говорила с ней о менструациях, парнях и сексе. Неудивительно,
что одной из проблем выросшей девочки стала сексуальная зажатость.
Другие люди тоже оказали на нее сильное влияние. Особенно это
касается сестры Джудит, на четыре года старше. У высокой и талантливой
Джудит, казалось, все всегда получалось, и для Линн она была кумиром.
Девочке хотелось проводить с сестрой как можно больше времени, но той
это не нравилось.
Постепенно черты этих важнейших людей – матери, отца и старшей
сестры – слились в подсознании Линн в Имаго: образ человека любящего,
преданного, критичного, нечуткого, щедрого и превосходящего. Особенно
четко выделялись негативные свойства характера: склонность критиковать,
нечувствительность и высокомерие. Именно они ранили Линн в детстве, с
ними ей и предстояло разобраться. Ей нужен был человек, который будет
соответствовать ее Имаго, позволит воссоздать сценарий раннего этапа
жизни и, наконец, получить то, чего ей тогда не хватало.
Линн познакомилась с Питером дома у общего приятеля. Когда их
представили друг другу, показалось, будто она уже его знает. «Это было
интересное ощущение», – вспоминает она. На следующей неделе она
постоянно искала повод вернуться к тому дому и с радостью обнаружила
там Питера. Постепенно она осознала, как сильно он ее притягивает и как
она несчастлива, если его нет рядом. Во время первых встреч Линн на
сознательном уровне не сравнивала его ни с кем, и уж тем более с
родителями и сестрой. Он просто казался удивительно привлекательным
человеком, с которым легко общаться.
Когда пара начала ходить ко мне на консультации, я увидел, насколько
полноценно Питер соответствовал Имаго Линн. Он был отзывчивым и
уверенным в себе, как ее отец и сестра. При этом, как и мать, любил
критиковать: постоянно говорил женщине, что ей надо похудеть,
привлекательнее одеваться и быть более игривой – особенно в постели.
Еще он ругал ее за то, что она всегда безоговорочно подчиняется своему
боссу.
Однако наиболее ярко проявлялось то, что он, как и отец, не
сопереживал Линн. У нее часто бывали приступы депрессии, и Питер в
таких ситуациях отвечал: «Поменьше говори и больше делай! Я устал
слушать о твоих проблемах». Он сам боролся с неприятными чувствами
таким образом: просто прикрывал их целенаправленной деятельностью.
Еще Питер привлекал Линн тем, что был очень доволен своим телом.
Глядя на эту пару, я вспоминал слова одного из моих преподавателей:
«Если хочешь увидеть спутника жизни твоего клиента – представь себе его
противоположность». Питер сидел, развалившись на стуле, а иногда
непринужденно сбрасывал ботинки и закладывал ногу на ногу. Он носил
свободные вельветовые брюки, рубашки с расстегнутым воротником и
лоферы без носков. Линн приходила в тщательно подогнанной, застегнутой
на все пуговицы одежде или в деловом костюме с шелковым платком
вокруг шеи. Она сидела выпрямившись, со скрещенными ногами. Это была
идеально взаимодополняющая пара: готовые к борьбе противоположности.
Теперь мы понимаем, почему Питер притягивал Линн. Но что
привлекало его? Одна из причин заключалась в том, что она была
эмоциональной натурой. Родители Питера принимали его тело, но
отвергали чувства, поэтому с Линн он ощущал связь со своими
подавленными эмоциями. Кроме того, многими чертами характера она
напоминала его родителей: чувство юмора как у его отца, характерная для
матери зависимая, скромная манера поведения. Поскольку Линн подходила
к Имаго Питера, а Питер – к Имаго Линн, они влюбились друг в друга.
Нас очень часто спрашивают: как люди могут так быстро и глубоко
друг друга оценить? Определенные черты действительно лежат на
поверхности – в данном случае это раскованность Питера и чувство юмора
Линн, – однако не все настолько очевидно.
Дело вот в чем: быстро оценивая характер, мы прибегаем к тому, что
Фрейд называл «бессознательным восприятием». Интуитивно собираем о
человеке намного больше информации, чем осознаем. Встречая
незнакомца, мы тут же отмечаем, как он двигается, ищет зрительного
контакта или избегает его, какую одежду носит, какие у него выражение
лица и прическа, а также насколько непринужденный у него смех и какая
улыбка; его умение слушать, темп речи, время, затрачиваемое для ответа
на вопрос. Все это мы определяем за считаные минуты.
Когда мы жили в Нью-Йорке, я [Хелен] каждое утро по дороге на
работу автоматически оценивала прохожих на переполненных тротуарах
Манхэттена. Все было очень быстро: с этим человеком мне хотелось бы
познакомиться, а этот меня не интересует. Мужчина определялся как
привлекательный,
безразличный
или
отталкивающий
всего
через
несколько секунд наблюдения. Когда я шла на вечеринку, мне тоже не
нужно было много времени, чтобы выделить тех, с кем хочется поговорить.
И я не единственная. Один водитель грузовика рассказывал, что может
определить, хочет он подобрать автостопщика или нет, даже на скорости
сто километров в час. «И я редко ошибаюсь», – заметил он.
Особенно остро мы наблюдаем, когда ищем пару, ведь этот человек
будет удовлетворять наши фундаментальные необходимости. И поэтому
нас тянет к чему-то знакомому и одновременно проявляющему наше
утраченное «я». Мы неосознанно возрождаем самую первую семейную
матрицу. Древний мозг тщательно проверяет всевозможных кандидатов:
будет ли этот человек обо мне заботиться и помогать вернуть свое «я»?
Если древний мозг заинтересовался, мы сразу же чувствуем притяжение, а
на
следующих
встречах
подсознание
будет
бдительно
искать
подтверждения, что избранник действительно соответствует Имаго. Если
опыт общения совпадет с подсознательными ожиданиями, интерес еще
больше усилится.
Не всем удается найти идеальное соответствие Имаго. Иногда
совпадают всего одна-две ключевые черты характера, и человек поначалу
покажется умеренно привлекательным. Такие отношения бывают менее
страстными и менее проблемными, чем в случае более близкого
совпадения. Дело в том, что древний мозг по-прежнему продолжает искать
идеальный объект: не просто близкий, а Тот Самый. Менее проблемны эти
отношения потому, что пробуждают не так много детских трудностей.
Если пары со слабым соответствием Имаго расходятся, зачастую дело во
взаимном охлаждении интереса, а не в сильной боли. «В наших
отношениях мало что происходит», – говорят они. Или: «Я просто не могу
усидеть на месте: наверняка найдется более подходящий вариант».
На этом этапе обсуждения мы уже лучше понимаем тайны
романтического притяжения. Мы – пусть и не совсем явно – ищем
человека, похожего на тех, кто нас вырастил. В глубине души хотим
благодаря соответствию Имаго удовлетворить свои неосознанные
потребности.
Еще мы по-новому взглянули на присущий браку конфликт. Если
главная причина выбора партнера заключается в том, что какие-то его
черты – как положительные, так и отрицательные – напоминают качества
характеров наших близких, союз с ним неизбежно вызовет болезненные
детские воспоминания. При этом мы делаем выбор как раз потому, что
именно эти черты должны активировать самые ранние воспоминания о
важнейших людях нашей жизни.
Но прежде чем погрузиться в трясину конфликтов и непонимания,
которую мы называем
Do'stlaringiz bilan baham: |