Тысячеликий герой

Часть II, «Космогонический цикл», разворачивает перед нами великое
видение сотворения и гибели мира, ниспосланное как откровение герою в
ознаменование успешного осуществления его задачи. Глава I, 
Эманации
,
рассказывает о зарождении из пустоты различных форм вселенной. Глава
II, 
Непорочное зачатие
, посвящена рассмотрению созидательной и
спасительной роли женского начала — в качестве Матери Вселенной, на
уровне макрокосма, а затем Матери Героя, на уровне микрокосма человека.
Глава III, 
Метармофозы героя
, прослеживает ход легендарной истории
человечества через типичные стадии, где герой появляется на сцене в
различной 
форме, 
соответственно 
меняющимся 
потребностям
человеческой расы. И, наконец, глава IV, 
Растворение
, рассказывает о
предреченном конце — сначала героя, а затем окружающего его мира.
В священных писаниях всех континентов космогонический цикл
представлен с удивительным постоянством
[50]
, и это придает приключению
героя новый интересный оборот; ибо теперь оказывается, что его
рискованное предприятие было делом не нового обретения, а обретения
утраченного, не первооткрытия, а открытия заново. Искомые и с риском
завоеванные божественные силы раскрываются перед нами как изначально
существующие в сердце героя. Он «царский сын», узнавший, кто он есть на
самом деле, и вместе с этим ставший хозяином присущей ему силы —
«Божьим сыном», постигшим всю полноту смысла этого титула. С этой
точки зрения, герой символизирует тот созидательный и искупительный
образ, который скрывается внутри каждого из нас и лишь ожидает, когда
его познают и воплотят в жизнь.
«Ибо Единое, ставшее многим, остается Единым и
неделимым, но в каждой части своей есть весь Христос», —
читаем мы в писаниях святого Симеона младшего (949–1022 н.
э.). «Я увидел Его в своем доме, — продолжает святой. — Он

---

появился неожиданно среди всех этих повседневных вещей и
стал невыразимо соединенным и слитым со мною и вошел в
меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и
свет в стекло. И Он сделал меня подобным огню и свету. И я стал
тем, что я видел прежде и созерцал издалека. Я не знаю, как мне
передать вам это чудо... Я человек по природе и Бог по милости
Господней»
[51]
.
Подобное видение описывается и в апокрифическом Евангелии Евы.
«Стал я на высокой горе, и увидел человека рослого и
другого изуродованного, и слышал как бы глас грома, и
приблизился, чтобы явственнее слышать, и проглаголал он мне, и
сказал: я — ты и ты — я, и где ты ни бываешь, там и я, рассеян во
всех; и, в чем ни пожелаешь, собираешь меня, собирая же меня,
собираешь себя»
[52]
.
Таким образом, оба — герой и его предельный бог, взыскующий и
взыскуемый — понимаются как внешняя и внутренняя стороны одной,
самое себя отображающей тайны, которая тождественна мистерии
явленного мира. Великий подвиг великого героя заключается в том, чтобы
показать это единство во множественности, а затем рассказать об этом
другим.

---