Книжный вор

ЕДОКИ ХЛЕБА
Год в Молькинге выдался длинный и полный событий — и вот наконец он подходил к концу.
Последние несколько месяцев 1942-го Лизель поглощали раздумья о трех мужчинах в беде,
как она их называла. Она гадала, где они могут быть и что делать.
Однажды днем Лизель вынула из футляра Папин аккордеон и тщательно протерла его
тряпкой. И только раз, перед тем как сложить его обратно, Лизель сделала то, чего не смогла
Мама. Коснулась пальцем клавиши и тихонько качнула мехи. Роза была права. От этого в
комнате только стало еще пустее.
Встречаясь с Руди, Лизель всякий раз спрашивала, какие вести от Алекса Штайнера. Иногда
Руди в подробностях пересказывал содержание последнего отцовского письма. По сравнению
единственное письмо, полученное Лизель от Папы, как-то разочаровывало.
Ну а про Макса, конечно, оставалось только воображать.
С великим оптимизмом она представляла, как он шагает один по пустынной дороге. Время
от времени рисовала себе, как Макс входит в какие-нибудь двери спасения, обманув, кого нужно,
своим поддельным удостоверением.
Эти трое являлись ей повсюду.
В окне класса она замечала Папу. Макс часто сидел рядом с ней у камина. Алекс Штайнер
появлялся, когда она гуляла с Руди: смотрел на них из глубины мастерской, когда они
заглядывали туда, бросив велики на тротуаре.
— Смотри, какие костюмы, — говорил ей Руди, упираясь в стекло лбом и ладонями. — Все
пропадает.
Странно, только одним из любимых развлечений Лизель стала фрау Хольцапфель. Теперь
чтение проходило и по средам: они закончили «Свистуна» в сокращенной водой версии и теперь
взялись за «Почтальона снов». Фрау Хольцапфель иногда угощала Лизель чаем, а то и супом,
который неизменно бывал лучше Маминого. Не такой водянистый.
Между октябрем и декабрем случился еще один парад евреев, а потом еще один. Как и в
прошлый раз, Лизель помчалась на Мюнхен-штрассе, но теперь — посмотреть, нет ли среди

---

узников Макса Ванденбурга. Она разрывалась между очевидным желанием увидеть его — чтобы
убедиться, что он жив, — и не увидеть, что могло означать любое число исходов, один из
которых — свобода.
В середине декабря по Мюнхен-штрассе опять гнали в Дахау кучку евреев и прочих злодеев.
Парад номер три.
Руди целеустремленно сходил по Химмель-штрассе к дому № 35 и вернулся с небольшой
котомкой и двумя великами.
— Двинули, свинюха?