www.makeyour.business
— В самом деле, приятный сон, — заметил Кобби, — но почему же то
прекрасное чувство, которое он вызвал в душе твоей, превратило тебя в мрачную
статую?
— И ты еще спрашиваешь — почему? Да потому, что, когда я проснулся и
вспомнил про свой тощий кошелек, меня захлестнуло волной негодования. Помоги
мне разобраться с этим, ведь мы с тобой, как говорят моряки, плывем в одной лодке.
В молодости мы вместе ходили к священникам познавать мудрость. Вместе искали
удовольствий и развлечений. Наша дружба не ослабла с годами. Мы всегда были
довольны собой и своей жизнью. Нам приносила удовлетворение работа, а
заработки мы тратили легко и свободно. За последние годы мы заработали немало,
но, зная о том, какие радости сулит богатство, мы продолжаем мечтать о них. Ба!
Выходит, мы не умнее безмозглых овец? Мы живем в самом богатом городе мира.
Действительно, роскоши вокруг немало, но нам-то от этого не легче. И вот, после
долгих лет тяжелого труда, ты, мой лучший друг, приходишь ко мне с пустым
кошельком и просишь одолжить каких-то жалких пару шекелей. И что же я тебе
отвечаю? «Вот мой кошелек, я с радостью поделюсь с тобой его содержимым»? Нет,
я признаю, что мой кошелек так же пуст, как и твой. В чем же дело? Почему у нас нет
серебра и золота, чтобы хватало и на еду, и на платье?
Подумай теперь о наших сыновьях, — продолжал Бензир, — разве не
уготована им судьба их отцов? Неужели им и их сыновьям, а потом и семьям их
сыновей придется влачить жалкое существование в окружении чужой роскоши и
богатства, довольствуясь лишь козьим молоком и кашей?
— Ни разу за все годы нашей дружбы я не слышал от тебя таких речей,
Бензир. — Кобби был явно озадачен.
— Ни разу за все эти годы меня и не посещали такие мысли. С рассвета до
заката я трудился в поте лица, мастерил самые прекрасные колесницы, втайне
надеясь на то, что однажды боги оценят по заслугам мои свершения и ниспошлют
мне великое процветание. Но этого так и не случилось. В конце концов я понял, что
ждать бесполезно. Вот почему душа моя в печали. Я хочу быть богатым. Хочу иметь
земли и стада, красивую одежду, много монет в кошельке. Ради этого я готов
работать не разгибаясь, отдавая все свои силы и мастерство, но мне хочется, чтобы
мой труд был вознагражден справедливо. Чем мы хуже других? Опять я задаю тебе
свой вопрос! Почему мы не можем иметь хотя бы толику тех радостей, которые в
избытке отпущены тем, кто способен щедро за них заплатить?
— Если бы я знал ответ! — воскликнул Кобби. — Я и сам не более тебя
удовлетворен жизнью. Доходы, которые мне приносит моя лира, быстро тают. Мне
приходится планировать и экономить, чтобы семья моя не осталась голодной. У
меня тоже есть тайное желание — обладать большой лирой, которая рождала бы
такие звуки, от которых дрожь бежала бы по телу, С таким инструментом я мог бы
сочинять музыку столь чарующую, что даже царь подивился бы ей.
— Да, такой лиры ты заслуживаешь. Никто во всем Вавилоне не смог бы
сыграть на ней лучше тебя, никому не удалось бы заставить ее петь так сладко,
чтобы вызвать восторг не только у царя, но и у богов. Но разве возможно
осуществить эту мечту, если мы с тобой такие же нищие, как царские рабы?
Слышишь этот звон? Они идут. — И он указал на длинную колонну полуобнаженных,
обливающихся потом рабов-водоносов, которая медленно двигалась вверх по узкой
городской улице со стороны реки. Рабы шли по пять человек в ряд, каждый
склонялся под тяжестью кожаного мешка с водой.
— Каков красавец — тот, что ведет их, — Кобби указал на звонившего в
колокольчик богатыря, который вышагивал впереди колонны, не обремененный
поклажей. — Сразу видно: выдающийся в своем отечестве человек.
— В этой колонне много достойных мужчин, — согласился Бензир, — таких же,
Do'stlaringiz bilan baham: |