296
Изобразительное искусство: вчера, сегодня, завтра
Так, Александр Васильевич Адрианов (1854–1920), сибирский просветитель, этно-
граф и журналист, выступая на Всероссийском съезде художников в Петрограде (декабрь
1911 – январь 1912 г.), с восхищением рассказывал о специфических формах орнамента у не-
которых коренных народов сибирского региона и необходимости их коллекционирования
и научного изучения. «В Сибири художники найдут огромный и оригинальный материал,
до сих пор почти не тронутый и не подвергавшийся систематическому собиранию и изу-
чению и не только у многочисленных народностей, а и у тех русских, которые заброшены
с давнего времени в глухие углы и живут изолировано.<…> Перед взором подготовленно-
го художника здесь откроются новые сокровища, накопленные гением каждой народности
на протяжении многих столетий», — утверждал А. В. Адрианов [1, c. 107]. Художник Ми-
хаил Михайлович Щеглов (1885–1955), выступая в это же
время в региональной прессе,
активно призывал использовать «чисто сибирские мотивы» в архитектуре и прикладном ис-
кусстве. «Издается ли книга, да еще и о Сибири, печатаются ли афиши, плакаты, вывески, —
все это может быть сделано в местном духе» [8]. Под «местным духом» художник понимал
«инородческие орнаменты, чисто сибирские формы растений и животных, самих инородцев
с их своеобразными костюмами» [8].
Новый виток обращения к «сибирскому стилю» и попытка обобщить и интерпрети-
ровать творчество разных коренных народов региона в рамках некой единой стилистики
наблюдался в 1920-е гг. Предпринимались попытки внедрить этот подход в художественное
образование на региональном уровне (Омск, Иркутск). Однако уже в 1930-е гг. данная ини-
циатива прекратила существование в связи с ликвидацией многочисленных самостоятель-
ных художественных объединений и насильственным утверждением социалистического ре-
ализма как единственно практикуемого художественного метода.
Новый интерес к этническому и архаическому в искусстве появляется в 1960-е гг. как
попытка осмысления «творческого наследия жителей сибирской земли, где природа и че-
ловек издревле сосуществуют и сотворят» [4, c. 37]. Примечательно, что в данный период
художники обращаются уже не столько к интерпретации местных этнографических моти-
вов и образов, но возникает интерес к мифологическому мышлению в целом. Интерес этот
обусловлен отчасти активизацией археологических исследований в регионе.
Творческое
наследие давно ушедших в прошлое археологических культур стало для сибирских худож-
ников мощным источником материала для творчества и дало возможность вписать свое твор-
чество в некий региональный контекст, тысячелетиями хранящий свои традиции. Стоит так-
же учитывать, что подобные творческие изыскания художников шли вразрез с официальной
на тот момент позицией в искусстве, представляли собой смелое творческое решение и были
специфическим актом идейного противостояния. В дальнейшем появившийся на рубеже
1980–1990-х гг. археоарт
продолжил данные поиски, раздвигая границы самовыражения
и используя техники и возможности актуального искусства.
Сибирский художник и общественный деятель Александр Васильевич Суслов (р. 1947),
укоренившийся в городе Новокузнецке, уроженец Самарской области, отмечает, что привы-
кнуть к новой жизни в Сибири было непросто. «Все чужое! Я же из Заволжья, а там степь,
горизонт. А здесь горизонта просто нет», — вспоминает художник в одном из интервью [7].
Вместе с тем он отмечает «сильную энергетику» города Новокузнецка, указывая на то, что
«первозданная, хтоническая энергия» города обусловлена деятельностью металлургических
предприятий города [7]. В творчестве Александра Суслова действительно часто возникает
хтоническое природное начало.
Можно согласиться с мнением новокузнецкого искусствоведа
Ларисы Даниловой
о том, что древние символы и рукотворные предметы рассматриваются и оцениваются ху-
дожником как «архетипы человеческой культуры, несущие в себе некий изначальный смысл,
утраченный в процессе эволюции» [5]. Монументальные образы гор и — шире — каменных
