147
38% мужчины. По возрасту участники опроса распределились следующим образом: от 13
до16 лет – 26% (в этой возрастной группе были в основном учащиеся старших классов
гимназий Санкт-Петербурга); от 16 до 20 – 28%, от 20 до 25 – 19%, от 25 до 30 – 7%, от 30
до 40 – 5%, от 40 до 50 – 6%, от 50 до 60 – 5%, старше 60 – 4%. Среди участников опроса
29%, являясь старшеклассниками, имели неполное среднее образование; 14% получили
законченное среднее образование; 21% были студентами младших курсов (первого-
второго курса) ВУЗов; 17% учились на старших курсах ВУЗов (на третьем-пятом курсе);
14% имели законченное высшее образование; 6% являлись аспирантами, кандидатами или
докторами наук.
Помимо данных о возрасте, поле, уровне образования анкетируемых,
значимыми
являются и другие социолингвистические факторы. Например, место рождения человека и
место, где прошло детство и отрочество, когда у человека формируются основные
речевые навыки; характер речи родителей и окружения; профессиональная деятельность
(в том числе и смена профессий); место проживания и срок проживания (переезды из
одного города в другой); личностные черты, такие как внимательность к языку или
равнодушие к нему; склонность к чтению; склонность к
просмотру телевизионных
передач; доступ к Интернету и пр. Заметим, однако, что числительные методы плохо
подходят для учета перечисленных факторов, и, как правило, лишь форма
социолингвистического
собеседования
(при
весьма
ограниченном
количестве
информантов) позволяет принять эти дополнительные факторы во внимание. В
современной западной социолингвистике при составлении анкет специалисты не
ограничиваются вопросами о социально-возрастных характеристиках участников опроса.
В американских, французских и прочих социолингвистических анкетах часто имеются
вопросы об этнической
принадлежности информанта, а также об уровне доходов
респондента или его семьи (см., например Eckert 1999; Pujolar 2001). В данном опросе
было решено не включать вопрос об этнической принадлежности в нашу анкету по
причине высокой степени моноэтничности наших информантов. Включение же вопроса о
доходах респондента или его семьи, для выяснения классовой принадлежности
информанта и установления возможной связи этого фактора с использованием сленга в
речи участника опроса и отношением его к сленгу, могло бы
привести к интересным
дополнительным наблюдениям. Однако наш предыдущий опыт проведения
социолингвистических опросов в пост-советский период (Романов 1998; Романов 2000)
показал, что значительное количество анкетируемых либо оставляют вопрос о доходах без
ответа (видимо, опасаясь налоговой службы?), либо приводят заведомо неправильные
сведения, которые снижают валидность опроса в целом.
Участники опроса должны были заполнить анкету, содержащую серию вопросов о
личности информанта (пол, возраст, образование), ряд вопросов об отношении к
жаргонным словам и выражениям в молодежной речи, а также вопросы относительно
конкретных слов (“с вашей точки зрения, являются ли данные слова жаргонизмами, или
относятся к разговорной или литературной лексике”; “представляются ли
вам
устаревшими какие-либо из приведенных жаргонных слов”; “какие из приведенных слов
вам кажутся смешными”). Участников анкетирования также просили записать как можно
больше слов, относящихся к современному молодежному жаргону, которые могли бы
быть использованы для наименования или описания мужчины (например,
чайник
–
‘простак, неопытный в чем-л. человек’) и женщины (например,
чувиха
– ‘девушка,
молодая женщина’). При составлении анкеты и формулировании вопросов был учтен
148
опыт пробного анкетирования по молодежному жаргону, проведенного автором летом
2000 года (Романов 2003).
При подготовке к социолингвистическому исследованию жаргонизмов в речи
молодежи были сформулированы следующие
Do'stlaringiz bilan baham: