Мотивация и личность

Голод нельзя утолить психотерапевтическими
приемами.
16. 
Низшие потребности носят куда более локализованный,
осязаемый и ограниченный характер, чем высшие потребности.
Голод
и жажда имеют гораздо более явные физические проявления, чем любовь,
которая в свою очередь более выражена, чем уважение. Кроме того,
положительные раздражители низших потребностей куда более осязаемы и
обозримы по сравнению с теми, которые ведут к удовлетворению высших
потребностей. К тому же они носят более ограниченный характер в том
смысле, что для удовлетворения такой потребности требуется меньшее
количество положительных раздражителей. Можно съесть ограниченное

---

количество пищи, в то время как любовь, уважение, удовлетворение
когнитивных стремлений практически не предполагают пресыщения.
Выводы, сделанные на основании иерархии потребностей
Признание высших потребностей подобными инстинктам и имеющими
биологический характер в той же мере, как и потребность в пище,
позволяет сделать множество умозаключений; некоторые из них
приведены ниже.
1. Возможно, наиболее важным является осознание того, что
противоречие когнитивного и конативного носит надуманный характер и
подлежит разрешению. Потребности в знании, понимании, в жизненной
философии, в теоретическом представлении о связях с внешним миром, в
системе ценностей сами по себе представляют конативную или
импульсивную сторону нашей примитивной животной натуры (мы —
животные особого рода). Поскольку нам известно, что наши потребности
действуют не вслепую, что они видоизменяются культурой, реальностью,
возможностью, следовательно, познание играет существенную роль в их
развитии. Джон Дьюи заявил, что само существование и определенность
потребности зависит от познания реальности, возможности или
невозможности ее удовлетворения.
2. У нас появляется возможность увидеть в новом свете множество
старых философских проблем. Некоторые из них, возможно, покажутся
надуманными, поскольку они появились в результате неправильного
представления о мотивационной жизни человека. Круг таких проблем
включает, к примеру, четкое разграничение между эгоизмом и его
отсутствием. Если наши подобные инстинктам стремления, скажем, к
любви, достигают цели, мы можем получать большее «эгоистическое»
удовольствие от наблюдения за тем, как наши дети едят что — нибудь
вкусненькое, чем если бы мы ели сами. Так как же нам отделить
«эгоистическое» от «бескорыстного» и в чем различие между ними?
Являются ли те люди, которые рискуют жизнью во имя истины, менее
эгоистичными, чем те, которые рискуют жизнью во имя пищи, если
потребность в истине носит столь же животный характер, как и
потребность 
в 
пище? 
Очевидно, 
что 
переработке 
подлежит 
и
гедонистическая теория, если животное наслаждение, эгоистическое
наслаждение, 
личное 
наслаждение 
могут 
в 
равной 
мере 
быть
производными удовлетворения потребностей в пище, сексе, истине,
красоте, любви или уважении. Это означает, что гедонизм высших
потребностей может сохраняться, в то время как гедонизм низших
потребностей 
уходит. 
Романтически 
— 
классическая 
оппозиция,

---

противопоставление Диониса Аполлону, безусловно, может быть
переосмыслена. По крайней мере, в некоторых формах она опиралась на
все ту же неоправданную дихотомию низших потребностей как животных
потребностей и высших потребностей как не являющихся животными или
противостоящих животным. Вместе с тем требуется основательный
пересмотр 
концепций 
рационального 
и 
иррационального,
противопоставления 
рационального 
и 
импульсивного 
и 
общего
представления о разумной жизни как оппозиции инстинктивной жизни.
3. Философ, который занимается теорией морали, может многому
научиться, занимаясь исследованием мотивационной жизни. Если наши
благороднейшие порывы рассматриваются не как мартингалы
[16]
на
лошадях, но как сами лошади, и если наши животные потребности имеют
ту же природу, что и наши высшие потребности, как может сохраняться
столь острая их дихотомия? Как можем мы продолжать считать, что
источники их происхождения различны? Кроме того, если мы ясно и во
всей полноте сознаем, что эти благородные и добрые порывы возникают и
приобретают первоочередное значение в результате предварительного
удовлетворения более насущных животных потребностей, нам следует
говорить не только о самоконтроле, сдерживании, дисциплине и т. д., но
чаще вспоминать о спонтанности, удовлетворении и самоопределении.
Похоже, что не существует такого острого, как нам казалось, противоречия
между суровым велением долга и радостным призывом к наслаждению.
При существовании на высшем уровне (Бытие), долг — наслаждение,
работа любима и не существует различия между отдыхом и трудом.
4. Наша концепция культуры и отношения к ней людей требует
изменения в сторону «синергизма», как называла это Рут Бенедикт
(Benedict, 1970). Культура может работать на удовлетворение базовых
потребностей (Maslow, 1967, 1969b), а не подавлять их. Кроме того, она
создана не только для потребностей людей, но и посредством их.
Дихотомия культуры — личности нуждается в пересмотре. Не следует
делать акцент исключительно на их антагонизме, учитывая также
возможное сотрудничество и синергизм.
5. Признание того, что лучшие стремления человека в значительной
мере носят врожденный, а не случайный или относительный характер,
имеет непреходящее значение для теории ценностей. Это, с одной стороны,
означает, что больше нет необходимости или потребности определять
ценности логическим путем или идти за авторитетами или откровениями.
Очевидно, что все, что от нас требуется, — это наблюдать и исследовать.
Человеческая природа содержит внутри себя ответ на вопросы: Как я могу

---

быть хорошим? Как я могу быть счастливым? Как я могу быть полезным?
Организм подскажет нам, что ему нужно (а значит, и что для него ценно),
заболевая, когда его лишают того, что представляет для него ценность, и
развиваясь, когда его потребности удовлетворены.
6. Изучение этих базовых потребностей показало, что, хотя их природа
в значительной мере подобна инстинктам, во многих аспектах они
отличаются от инстинктов, которые известны нам у низших животных.
Наиболее существенным из этих отличий является неожиданное открытие,
которое находится в противоречии с устоявшимся мнением о том, что
инстинкты сильны, нежелательны и неизменны, и свидетельствует о том,
что наши базовые потребности, хотя и подобны инстинктам, являются
слабыми. Осознать свои желания, понять, что мы действительно хотим и
нуждаемся в любви, уважении, знаниях, философии, самоактуализации и
т. д., — все это психологическое достижение, требующее труда. Более
того, чем выше уровень потребностей, тем легче они видоизменяются и
подавляются. И наконец, они не дурные, но нейтральные или позитивные.
Мы сталкиваемся с парадоксом, что наши человеческие инстинкты или то,
что от них осталось, так слабы, что требуют защиты от культуры, от
образования, от научения — одним словом, от губительного влияния
окружающей среды.
7. Наше понимание целей психотерапии (образования, воспитания
детей, формирования подобающего характера в общем и целом) должно
претерпеть значительные изменения. Многие продолжают считать, что все
эти институты призваны обеспечить подавление и регулирование
внутренних импульсов. Дисциплина, контроль, подавление — вот лозунги
такого режима. Но если терапия предполагает устранить контролирующие
и подавляющие факторы, тогда новыми ключевыми словами должны стать
спонтанность, освобождение, естественность, принятие своего Я,
осознание своих стремлений, удовлетворение, самоопределение. Если
наши внутренние импульсы прекрасны, а не отвратительны, то мы,
безусловно, должны стремиться к их освобождению и наиболее полному
проявлению, а не надевать на них смирительную рубашку.
8. Если инстинкты могут быть слабыми и если высшие потребности
рассматриваются как подобные по своей сути инстинктам, а культура
рассматривается как более, а не менее мощная сила, чем стремления,
подобные инстинктам, и если базовые потребности оказываются благом, а
не злом, то это означает, что совершенствование человеческой природы
может осуществляться благодаря поощрению подобных инстинктам
склонностей, наряду с факторами, способствующими социальным

---

улучшениям. Действительно, центральным моментом совершенствования
культуры нам кажется предоставление нашим внутренним биологическим
склонностям шанса на реализацию.
9. Открытие того, что существование на уровне высших потребностей
может иногда стать относительно независимым от удовлетворения низших
потребностей 
(и 
даже 
при 
чрезвычайных 
обстоятельствах 
от
удовлетворения высших потребностей), может дать нам ключ к решению
старой теологической дилеммы. Теологи всегда считали необходимыми
попытки примирить в организме человека плоть и дух, ангела и дьявола,
высшее и низшее, но ни один из них так и не нашел сколько — нибудь
приемлемого решения. Функциональная автономия существования на
уровне высших потребностей частично дает ответ на этот вопрос. Высшее
может проявиться лишь на основе низшего, но, в конечном счете,
упрочившись, может стать относительно независимым от низшего (Allport,
1955).
10. В дополнение к ценности выживания по Дарвину мы можем теперь
постулировать также «ценности развития». Благо заключается не только в
том, чтобы выжить, но благом (предпочтительным, необходимым для
организма) для личности является также развитие по пути более полного
проявления всего, что свойственно человеку, в направлении реализации
своих потенциальных возможностей, большего счастья, безмятежности,
вершинных 
переживаний, 
трансцендентности, 
более 
богатого 
и
адекватного познания реальности и т. д. Нам не нужно больше
ориентироваться исключительно на жизнеспособность и выживание как на
решающий аргумент в пользу того, что бедность, война, гнет, жестокость
— зло, а не благо. Мы можем считать их злом, поскольку они ухудшают
качество жизни, приводят к деградации личности, сознания, здравого
смысла.

---