Мотивация и личность

Неадекватность данных, полученных при экспериментах
с животными
Академические психологи в работах, касавшихся мотивации, в
значительной мере полагались на данные, полученные в процессе
экспериментов на животных. Не надо доказывать, что белая крыса — это
не человек, но, к сожалению, необходимо повторить это вновь, поскольку
слишком часто результаты экспериментов на животных воспринимаются
как основные данные, опираясь на которые мы должны выстраивать
теории о человеческой природе. Разумеется, данные, касающиеся
животных, могут быть весьма полезны, но лишь при условии осторожного
и разумного подхода к ним.
Существуют и дополнительные соображения, касающиеся того, что
теория 
мотивации 
должна 
быть 
антропоцентрической, 
а 
не
сосредоточивать свое внимание на животных. Прежде всего, следует
обсудить понятие инстинкта, который мы можем жестко определить как
мотивационный блок, в пределах которого влечение, мотивированное
поведение и целевой объект или целевой результат в значительной мере
определяются наследственностью. По мере того как мы поднимаемся по
филогенетической шкале, мы наблюдаем устойчивую тенденцию к
исчезновению инстинкта, в понимании, определенном выше. Например,
можно констатировать, что, в соответствии с нашим определением, у белой
крысы обнаруживаются пищевой, половой и материнский инстинкты. У
обезьяны определенно исчез половой инстинкт, пищевой инстинкт в
различных аспектах подвергся значительной модификации и лишь
материнский инстинкт, без сомнений, имеет место. У человека, в
соответствии с нашим определением, исчезли все три, оставив вместо себя
смесь 
наследственных 
рефлексов, 
наследственных 
влечений,
самостоятельного научения и культурного научения в мотивированном
поведении и в выборе целевого объекта (см. главу 4). Таким образом, если

---

мы исследуем сексуальную жизнь человека, мы обнаруживаем, что
влечение в чистом виде дается наследственностью, но выбор объекта и
выбор поведения могут быть благоприобретенными или усвоенными в
течение жизни.
По мере того как мы поднимаемся по филогенетической шкале, все
большее значение приобретает аппетит и все меньшее значение имеет
голод. Например, возможностей разнообразия в выборе пищи у белой
крысы куда меньше, чем у обезьяны, а возможностей разнообразия у
обезьяны меньше, чем у человека (Maslow, 1935).
В конце концов, по мере того продвижения по филогенетической шкале
и по мере снижения роли инстинктов все больше и больше становится
зависимость индивида от культуры как от инструмента адаптации. И если
теперь нам придется воспользоваться данными о животных, необходимо
ясно осознать эти обстоятельства и, например, предпочесть обезьяну белой
крысе в качестве испытуемого для мотивационных экспериментов, хотя бы
исходя из того, что мы, люди, куда больше похожи на обезьян, чем на
белых крыс, что подробно и наглядно проиллюстрировали Харлоу (Harlow,
1952) и многие другие приматологи (Howells & Vine, 1940). Опора на
данные 
о 
животных 
способствовала 
категоричному 
исключению
концепции цели или намерения из теории мотивации (Young, 1941).
Поскольку мы не можем спросить крысу, каковы ее намерения, не стоит ли
напомнить о том, что мы
можем
спросить людей, каковы их намерения?
Вместо того чтобы отказываться от концепции намерения или цели из — за
того, что мы не можем спросить о них крысу, куда более разумным будет
отказаться от крыс, поскольку мы не можем задать им вопрос об их
намерениях.