|
* * *
Я пошел к Альфонсу. Теперь я мог говорить только с ним. Хотелось посоветоваться, можно
ли что-нибудь предпринять. Но Альфонса я не застал. Заспанная девушка сообщила мне, что час
назад он ушел на собрание. Я сел за столик и стал ждать.
В трактире было пусто. Над пивной стойкой горела маленькая лампочка. Девушка снова
уселась и заснула. Я думал об Отто и Готтфриде и смотрел из окна на улицу, освещенную
полной луной, медленно поднимавшейся над крышами, я думал о могиле с черным деревянным
крестом и стальной каской и вдруг заметил, что плачу. Я смахнул слезы.
Вскоре послышались быстрые тихие шаги. Альфонс вошел с черного хода. Его лицо
блестело от пота.
– Это я, Альфонс!
– Иди сюда, скорее! – сказал он.
Я последовал за ним в комнату справа за стойкой. Альфонс подошел к шкафу и достал из
него два старых санитарных пакета времен войны.
– Можешь сделать перевязку? – спросил он, осторожно стягивая штаны.
У него была рваная рана на бедре.
– Похоже на касательное ранение, – сказал я.
– Так и есть, – буркнул Альфонс. – Давай перевязывай!
– Альфонс, – сказал я, выпрямляясь. – Где Отто?
– Откуда мне знать, где Отто, – пробормотал он, выжимая из раны кровь. – Вы не были
вместе?
– Нет.
– Ты его не видел?
– И не думал. Разверни второй пакет и наложи его сверху. Это только царапина.
Занятый своей раной, он продолжал бормотать.
– Альфонс, – сказал я, – мы видели его… того, который убил Готтфрида… ты ведь знаешь…
мы видели его сегодня вечером. Отто выслеживает его.
– Что? Отто? – Альфонс насторожился. – Где же он? Теперь это уже ни к чему! Пусть
убирается оттуда!
– Он не уйдет.
Альфонс отбросил ножницы:
– Поезжай туда! Ты знаешь, где он? Пускай убирается. Скажи ему, что за Готтфрида я
расквитался. Я знал об этом раньше вас! Сам видишь, что я ранен! Он стрелял, но я сбил его
руку. А потом стрелял я. Где Отто?
– Где-то в районе Менкештрассе.
– Слава богу. Там он уже давно не живет. Но все равно, убери оттуда Отто.
Я подошел к телефону и вызвал стоянку такси, где обычно находился Густав. Он оказался на
месте.
– Густав, – сказал я, – можешь подъехать на угол Визенштрассе и площади Бельвю? Только
поскорее! Я жду.
– Буду через десять минут.
Я повесил трубку и вернулся к Альфонсу. Он надевал другие брюки.
– А я и не знал, что вы разъезжаете по городу, – сказал он. Его лицо все еще было в
испарине. – Лучше бы сидели где-нибудь. Для алиби. А вдруг вас спросят. Никогда нельзя
знать…
– Подумай лучше о себе, – сказал я.
– А мне-то что! – Он говорил быстрее, чем обычно. – Я был с ним наедине. Поджидал в
комнате. Этакая жилая беседка. Кругом ни души. К тому же, вынужденная оборона. Он
выстрелил, как только переступил через порог. Мне и не надо алиби. А захочу – буду иметь
Целых десять.
Он смотрел на меня, сидя на стуле и обратив ко мне широкое мокрое лицо. Его волосы
слиплись, крупный рот искривился, а взгляд стал почти невыносимым – столько обнаженной и
безнадежной муки, боли и любви было в его глазах.
– Теперь Готтфрид успокоится, – сказал он тихо и хрипло. – До сих пор мне все казалось,
что ему неспокойно.
Я стоял перед ним и молчал.
– А теперь иди, – сказал он.
Я прошел через зал. Девушка все еще спала и шумно дышала. Луна поднялась высоко, и на
улице было совсем светло. Я пошел к площади Бельвю. Окна домов сверкали в лунном свете, как
серебряные зеркала. Ветер улегся. Было совсем тихо.
Густав подъехал через несколько минут.
– Что случилось, Роберт? – спросил он.
– Сегодня вечером угнали мою машину. Только что мне сказали, что ее видели в районе
Менкештрассе. Подъедем туда?
– Подъедем, ясное дело! – Густав оживился. – И чего только теперь не воруют! Каждый день
несколько машин. Но чаще всего на них разъезжают, пока не выйдет бензин, а потом бросают.
– Да, так, вероятно, будет и с нашей.
Густав сказал, что скоро собирается жениться. Его невеста ожидает ребенка, и тут, мол, уж
ничего не поделаешь. Мы проехали по Менкештрассе и по соседним улицам.
– Вот она! – крикнул вдруг Густав. Машина стояла в темном переулке. Я подошел к ней,
достал свой ключ и включил зажигание.
– Все в порядке, Густав, – сказал я. – Спасибо, что подвез.
– Не пропустить ли нам где-нибудь по рюмочке? – спросил он.
– Не сегодня. Завтра. Очень спешу.
Я полез в карман, чтобы заплатить ему за ездку.
– Ты что, спятил? – спросил он.
– Тогда спасибо, Густав. Не задерживайся. До свидания.
– А что если устроить засаду и накрыть молодца, который угнал ее?
– Нет, нет, он уже, конечно, давно смылся. – Меня вдруг охватило дикое нетерпение. – До
свидания, Густав.
– А бензин у тебя есть? – Да, достаточно. Я уже проверил. Значит, спокойной ночи.
Он уехал. Выждав немного, я двинулся вслед за ним, добрался до Менкештрассе и медленно
проехал по ней на третьей скорости. Потом я развернулся и поехал обратно. Кестер стоял на
углу:
– Что это значит?
– Садись, – быстро сказал я. – Тебе уже не к чему стоять здесь. Я как раз от Альфонса. Он
его… он его уже встретил.
– И что?
– Да, – сказал я.
Кестер молча забрался на сидение. Он не сел за руль. Чуть сгорбившись, он примостился
возле меня. Машина тронулась.
– Поедем ко мне? – спросил я.
Он кивнул. Я прибавил газу и свернул на набережную канала. Вода тянулась широкой
серебряной полосой. На противоположном берегу в тени стояли черные как уголь сараи, но на
мостовой лежал бледно-голубой свет, и шины скользили по нему, как по невидимому снегу.
Широкие серебристо-зеленые башни собора в стиле барокко высились над рядами крыш. Они
сверкали на далеком фоне фосфоресцирующего неба, в котором, как большая световая ракета,
повисла луна.
– Отто, я рад, что все случилось именно так, – сказал я.
– А я нет, – ответил он.
Do'stlaringiz bilan baham: |
