Три товарища

* * *
Я зашел за Джорджи, и мы отправились в «Интернациональ». Старый, прокопченный зал
был почти неузнаваем. Огни на елке ярко горели, и их теплый свет отражался во всех бутылках,
бокалах, в блестящих никелевых и медных частях стойки. Проститутки в вечерних туалетах, с
фальшивыми драгоценностями, полные ожидания, сидели вокруг одного из столов.
Ровно в восемь часов в зале появился хор объединенных скотопромышленников. Они
выстроились перед дверью по голосам, справа – первый тенор, слева – второй бас. Стефан
Григоляйт, вдовец и свиноторговец, достал камертон, дал первую ноту, и пение началось:
Небесный мир, святая ночь,
Пролей над сей душой
Паломнику терпеть невмочь —
Подай ему покой
Луна сияет там вдали,
И звезды огоньки зажгли,
Они едва не увлекли
Меня вслед за собой
[1]
– Как трогательно, – сказала Роза, вытирая глаза.
Отзвучала вторая строфа. Раздались громовые аплодисменты. Хор благодарно кланялся.
Стефан Григоляйт вытер пот со лба.
– Бетховен есть Бетховен, – заявил он. Никто не возразил ему. Стефан спрятал носовой
платок. – А теперь – в ружье!
Стол был накрыт в большой комнате, где обычно собирались члены союза. Посредине на
серебряных блюдах, поставленных на маленькие спиртовки, красовались оба молочных
поросенка, румяные и поджаристые. В зубах у них были ломтики лимона, на спинках маленькие
зажженные елочки. Они уже ничему не удивлялись.
Появился Алоис в свежевыкрашенном фраке, подаренном хозяином. Он принес полдюжины
больших глиняных кувшинов с вином и наполнил бокалы. Пришел Поттер из общества
содействия кремации.
– Мир на земле! – сказал он с большим достоинством, пожал руку Розе и сел возле нее.
Стефан Григоляйт, сразу же пригласивший Джорджи к столу, встал и произнес самую
короткую и самую лучшую речь в своей жизни. Он поднял бокал с искристым «Ваххольдером»,
обвел всех лучезарным взглядом и воскликнул:
– Будем здоровы!
Затем он снова сел, и Алоис притащил свиные ножки, квашеную капусту и жареный
картофель. Вошел хозяин с подносом, уставленным кружками с золотистым пильзенским пивом.
– Ешь медленнее, Джорджи, – сказал я. – Твой желудок должен сперва привыкнуть к
жирному мясу.

---

– Я вообще должен сперва привыкнуть ко всему, – ответил он и посмотрел на меня.
– Это делается быстро, – сказал я. – Только не надо сравнивать. Тогда дело пойдет.
Он кивнул и снова наклонился над тарелкой.
Вдруг на другом конце стола вспыхнула ссора. Мы услышали каркающий голос Поттера. Он
хотел чокнуться с Бушем, торговцем сигарами, но тот отказался, заявив, что не желает пить, а
предпочитает побольше есть.
– Глупости все, – раздраженно заворчал Поттер. – Когда ешь, надо пить! Кто пьет, тот
может съесть даже еще больше. – Ерунда! – буркнул Буш, тощий высокий человек с плоским
носом и в роговых очках.
Поттер вскочил с места:
– Ерунда?! И это говоришь ты, табачная сова?
– Тихо! – крикнул Стефан Григоляйт. – Никаких скандалов в сочельник!
Ему объяснили, в чем дело, и он принял соломоново решение – проверить дело
практически. Перед спорщиками поставили несколько мисок с мясом, картофелем и капустой.
Порции были огромны. Поттеру разрешалось пить что угодно, Буш должен был есть всухомятку.
Чтобы придать состязанию особую остроту, Григоляйт организовал тотализатор, и гости стали
заключать пари.
Поттер соорудил перед собой полукруг из стаканов с пивом и поставил между ними
маленькие рюмки с водкой, сверкавшие как брильянты. Пари были заключены в соотношении
3:1 в пользу Поттера.
Буш жрал с ожесточением, низко пригнувшись к тарелке. Поттер сражался с открытым
забралом и сидел выпрямившись. Перед каждым глотком он злорадно желал Бушу здоровья, на
что последний отвечал ему взглядами, полными ненависти.
– Мне становится дурно, – сказал мне Джорджи.
– Давай выйдем.
Я прошел с ним к туалету и присел в передней, чтобы подождать его. Сладковатый запах
свечей смешивался с ароматом хвои, сгоравшей с легким треском. И вдруг мне померещилось,
будто я слышу любимые легкие шаги, ощущаю теплое дыхание и близко вижу пару темных
глаз…
– Черт возьми! – сказал я и встал. – Что это со мной?
В тот же миг раздался оглушительный шум:
– Поттер!
– Браво, Алоизиус!
Кремация победила.