Литература
Армстронг К. Мухаммад: История Пророка. М., 2008.
Васильев Л. С. История религий Востока. М., 1988.
Васильев Л. С. История Востока. М., 1994. Т.1-2.
Грюнебаум Г. Э. фон. Классический ислам: Очерки истории. 600–1258 гг. М.,
1988.
Ерасов Б. С. Цивилизации: универсалии и самобытность. М., 2002.
Мец А. Мусульманский ренессанс. М., 1973.
Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / сост. Б. С. Ерасов. М., 2001.
Сурдель Д., Сурдель Ж. Цивилизация классического ислама. Екатеринбург, 2006.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003.
Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ: Сравнительное изуче-
ние цивилизаций. М., 1999.
Вопросы
1. Почему, на Ваш взгляд, арабы не приняли религий, с которыми они были
знакомы (иудаизм, христианство, зороастризм), и создали свой вариант миро-
вой религии, хотя это был весьма непростой путь?
2. Как ислам изменил жизнь кочевников-арабов Аравии?
3. Почему мусульмане считают себя в известном смысле «наследниками» иуде-
ев и христиан?
4. Что отличает ислам от христианства?
5. Почему ислам с такой легкостью распространился на Ближнем и Среднем
Востоке?
6. Каковы причины более чем тысячелетнего противостояния исламского мира
и Европы?
7. Как Вы оцениваете «тотальный» характер ислама, в частности, единство в
нем светского и религиозного начал?
8. В чем проявляется эгалитаризм ислама?
9. Каковы перспективы исламской модернизации?
10. Что ислам может предложить современному миру?
- 84 -
§ 6. Российская цивилизация
При обращении к истории российской цивилизации прежде всего возни-
кает вопрос о ее месте в ряду других цивилизаций: является ли российская ци-
вилизация частью, пусть особенной, европейской цивилизации, или ее нужно
рассматривать как самостоятельное явление? Как в ней сочетаются «западные»
и «восточные» элементы? Не является ли она своего рода «смешением» Запада
и Востока? Если верно последнее, то каков характер взаимодействия этих эле-
ментов: симбиотический (сосуществование) или синтезный (трансформация
двух культурных начал в третье – вполне особенное)?
Эти вопросы позволяют поставить проблему российской цивилизацион-
ной идентичности, которую еще нельзя признать вполне разрешенной. Россий-
ская цивилизация как бы «ускользает» от прилагаемых к ней «формул». Неоп-
ределенность ее положения в глобальном, полицивилизационном, миропорядке
во многом вызвана своеобразием ее географического положения. Во-первых,
огромные российские пространства находятся «между» классическим цивили-
зациями Запада и Востока и испытывают на себе влияния обоих полюсов миро-
вой культуры. Во-вторых, эти пространства явным образом удалены от древних
цивилизационных платформ Запада и Востока. И в этом смысле Россия скорее
не Запад или Восток, а Север. Основные исторические события древности и
средних веков происходили южнее и западнее современных границ России. И в
этом смысле российские пространства (в особенности те, что лежат восточнее
Уральских гор) долгое время являлись глубокой периферией мировой истории.
Не учитывая географического (пространственно-климатического) своеоб-
разия России, мы рискуем не понять ее цивилизационного своеобразия. Вот по-
чему разговор о российской цивилизации мы должны начать с краткой характе-
ристики географических условий, определивших начальные условия ее появле-
ния и ее историческое становление.
Россия – не только самая большая по территории страна мира, но и самая
холодная. Это не могло не сказаться на особенностях ее истории: в таких кли-
матических условиях трудно заниматься продуктивной хозяйственной деятель-
ностью. Кроме того, плотность населения в России слишком низка для того,
чтобы исторически и культурно освоить ее гигантскую территорию. Российская
цивилизация, таким образом, формировалась в условиях, которые без преуве-
личения можно назвать экстремальными. Отсюда объективные трудности, со-
путствующие российской истории. Значительная часть сил и ресурсов, которы-
ми располагала российская цивилизация, уходили на освоение ее пространств,
сил же на движение «вглубь», в сторону культурного и, шире, исторического
творчества, как правило, оставалось недостаточно. «Экстенсивный» сценарий
- 85 -
развития российской цивилизации, таким образом, был «задан» изначально.
Это основной вызов, стоявший и стоящий перед Россией. Без соответствующе-
го ответа на него опыт исторического строительства российской цивилизации
не может завершиться удачно. Поэтому история России в ее существе – череда
попыток изменить или скорректировать этот начальный сценарий, переводя его
из экстенсивного «формата» в интенсивный.
В плане социокультурном эту основную проблему российской истории
можно передать следующим образом: как можно ослабить исторически (и гео-
графически) обусловленное давление архаического начала на российское обще-
ство и культуру? На этот вопрос возможен только один ответ: архаике, т. е. вы-
несенности вовне, экстенсивности следует противопоставить рефлексию – опыт
сознания и самосознания, опыт, который и олицетворяет «движение вглубь».
Помимо прочего, рефлексия предполагает становление личности, напряженное
культурное и научное творчество, поиск собственного стиля жизни и стиля
мышления, признание ценности социальных (гражданских) и личных свобод.
Именно рефлексивный (внутренний) потенциал определяет уровень развития
той или иной цивилизации.
Прежде чем говорить о том, как Россия отвечала на этот важнейший для
нее вызов, назовем еще несколько обстоятельств, осложняющих течение рос-
сийской истории. Одно из них производно от ее «пространственного» измере-
ния. Речь идет о том, что российская цивилизация в ее нынешних пределах
сложилась далеко не сразу. Из Восточной Европы, где возникло ее первона-
чальное ядро, она постепенно расширялась на юг и восток – в сторону Ураль-
ских гор и далее в Сибирь, вплоть до тихоокеанского побережья. Этот процесс
растянулся на столетия: только в XIX в. Россия достигла своих естественно-
исторических пределов и заняла центрально-евразийскую пространственную
нишу. Еще на рубеже XIX–XX вв. русский историк В.О. Ключевский писал:
«История России есть история страны, которая колонизуется»
98
.
Колонизация, в свою очередь, требовала времени и сил. И только по за-
вершении этого процесса Россия получила возможность сосредоточиться на
решении задач, связанных с «интенсивным» ростом. Данное обстоятельство во
многом предопределило «догоняющий» характер российской истории и неоп-
ределенность цивилизационного статуса России. Необходимость постоянно, так
сказать, трансформировать «географию» в историю и культуру и преодолевать
начальную, «пространственно» обусловленную архаичность общественного и
личного сознания «замедляла» темпы исторического движения России.
Другое осложняющее российскую историю обстоятельство – отсутствие
классической древности. Если цивилизации Востока (китайская и индийская), а
98
Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1987. Ч. I. С. 50.
- 86 -
также цивилизация Европы имели собственную культурную древность, в пре-
делах которой складывались классические культурные традиции, служившие
источником исторического развития, то Древняя Русь такой древности не знала.
Это вынуждало ее искать «культурного учителя», контакты с которым воспол-
нили бы отсутствие начальной культурной основы. Таким «учителем», или
«материнской цивилизацией», стала для Руси Византия. Отсутствие культурной
древности также усугубляло ситуацию культурно-исторического отставания.
Несмотря на все эти объективные географические и исторические препят-
ствия российская цивилизация все же оформилась. Поэтому нужно воздать
должное тем многочисленным поколениям россиян, которые сделали ее появ-
ление возможным.
И последнее замечание по поводу внешних условий возникновения рос-
сийской цивилизации. Она, как считают многие, в итоге заняла свою естествен-
но-историческую нишу. Одним из первых на это обратил внимание Н. Я. Дани-
левский в своей книге «Россия и Европа». Он пишет, что российское государст-
во сложилось не в результате захвата уже освоенных кем-то земель, а в ходе
свободного расселения русских колонистов. «Надел, доставшийся русскому на-
роду, составляет вполне естественную область, – столь же естественную, как,
например, Франция, только в огромных размерах, – область, резко означенную
со всех сторон (за некоторым исключением западной) морями и горами… На
всем этом пространстве не было никакого сформированного политического те-
ла, когда русский народ стал постепенно выходить из племенных форм быта и
принимать государственный строй»
99
.
Позднее представители евразийского движения по-своему уточнили
мысль Н. Я. Данилевского о том, что Россия – особый культурно-исторический
тип: «Россия представляет собой особый мир…Особый мир этот должно назы-
вать Евразией»
100
. Особенности пространственного положения России «евразий-
цы» определяли, исходя из учения о «месторазвитии», согласно которому осо-
бенности российской цивилизации органично выводятся из его географических
характеристик. По словам одного из представителей евразийского течения, Г.
Вернадского, «все цивилизации являются в некоторой степени результатом гео-
графических факторов, но история не дает более наглядного примера влияния
географии на культуру, чем историческое развитие русского народа»
101
.
Приведем еще одну мысль о пространственном статусе России. Она была
высказана английским географом Х. Дж. Макиндером (1861–1947) – одним из
основоположников геополитики. В своем докладе «Географическая ось исто-
99
Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 24.
100
Цит. по: Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Русская философия истории. М., 1997. С. 281.
101
Вернадский Г. В. Русская история. М., 1997. С. 12.
- 87 -
рии», опубликованном в 1904 г. в «Географическом журнале», он использует
термин «хартленд» (Heartland), который использует для характеристики геопо-
литического положения России. Хартленд, или «географическая ось истории»,
по мнению Макиндера, представляет собой естественный планетарный центр,
от стабильности которого зависит геополитическое равновесие мира
102
.
Обратимся теперь к тому, как под воздействием описанных географиче-
ских условий складывались основания российской цивилизации, ее основные
ценности и установки, ее «картина мира». Одним из тех, кто проникновенно
выразил связь «русской идеи» с ее пространственно-географическим субстра-
том, был русский философ первой половины XX в. Н. А. Бердяев. Он, в частно-
сти, писал: «Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, беско-
нечностью русской земли и русской души, между географией физической и
географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность,
безграничность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. По-
этому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространства-
ми и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравни-
тельная слабость формы»
103
.
Это широко известное высказывание довольно верно передает своеобра-
зие русского (российского) психотипа, если выражаться современным языком.
«Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Запад-
ной Европы, – продолжает Бердяев, – он был более народом вдохновений и от-
кровений… У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и
оформлено, все разделено на категории и конечно…»
104
. С этим высказыванием
трудно не согласиться: действительно, у Запада в отличие от Руси-России были
более благоприятные условия для того, чтобы пройти необходимую школу
внутренней дисциплины и овладеть «формой».
Одним из наиболее важных признаков русского национального характера
Бердяев считает его поляризованность: «Русский народ есть в высшей степени
поляризованный народ, он есть совмещение противоположностей... Можно от-
крыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия
государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и добро-
та, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм,
обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, са-
мохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская
религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие;
смирение и наглость; рабство и бунт»
105
. Отсюда вытекает отсутствие того, что
102
См.: Гаджиев К. С. Введение в геополитику. М., 1998. С. 14.
103
Бердяев Н. А. Русская идея. Харьков; М., 2002. С. 14.
104
Там же.
105
Там же. С. 13–15.
- 88 -
Бердяев называет «средней культурой»
106
, т. е. умения искать компромиссы и
принимать разумные решения, в которых учитываются различные взгляды.
Современный российский социолог А. Ахиезер, автор книги «Россия:
критика исторического опыта», развивая мысль Н. Бердяева, вводит понятия
инверсии и медиации. Первое обозначает вариант разрешения противоречия,
когда доминировавший ранее идеологический полюс сменяется противополож-
ным. Инверсия, таким образом, «является логической формой самого простого
способа принятия решения, заключающегося в простом выборе между двумя
вариантами»
107
. Инверсия «носит консервативный характер» и «основана на
минимизации рефлексии»
108
. В процессе культурного развитии она превраща-
ется в медиацию. «Результатом медиации является то, что Н. Бердяев называл
средней культурой
(срединной культурой), т. е. получение нового результата,
новых элементов культуры, не сводимых к старым, к ее крайним полюсам. В
конечном итоге вся культура создается как результат медиации, как срединная
культура, как следствие преодоления ограниченности ранее сложившейся
куль-
туры. Способность формировать срединную культуру — показатель меры раз-
вития медиации и в то же время уровня развития культуры»
109
.
Нетрудно понять, что инверсионный вариант исторического развития,
свойственный, по мнению А. Ахиезера, России, должен быть преодолен. Разу-
меется, это непросто, однако иного пути выхода из старого, осложненного объ-
ективно заданными трудностями, сценария не существует.
Последнее из существенных замечаний Н. Бердяева, которое следует
привести, имеет отношение к характеру российской истории: «Для русской ис-
тории характерна прерывность. В противоположность мнению славянофилов,
она менее всего органична. В русской истории есть уже пять периодов, которые
дают разные образы. Есть Россия Киевская, Россия времен татарского ига, Рос-
сия московская, Россия петровская и Россия советская. И возможно, что будет
еще новая Россия. Развитие России было катастрофическим»
110
. Мы присоеди-
няемся к приведенному высказыванию: между отдельными периодами (эпоха-
ми) российской истории существуют очевидные разрывы. Ее всегда отличал
недостаток культурно-исторической преемственности – в отличие, например, от
цивилизаций Востока, которые мы назвали бы континуитетными, основанными
на преемственности традиций и ценностей. Впрочем, и западная цивилизация,
106
См.: Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990. С. 31.
107
Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. Т. I. От прошлого к будущему. 2-
е изд. Новосибирск, 1998. С. 67.
108
Там же. С. 66.
109
Там же. С. 67.
110
Бердяев Н. А. Русская идея. Харьков; М., 2002. С. 15.
- 89 -
несмотря на революции, происходившие в XVII–XX вв., сохраняет преемствен-
ную связь с античной и средневековой эпохами.
«Прерывность» российской истории, как показал Н. Бердяев, следует рас-
сматривать в связи с поляризованностью российской культуры и российского
национального характера. Вместе с тем эти особенности не отменяют глубин-
ного единства российской истории. Она не распадается на отдельные и незави-
симые «истории». Невзирая на отмеченные сложности, российская история
продолжает сохранять свойственную ей систему ценностей, то, что мы назвали
бы также цивилизационной матрицей. Об этом и пойдет речь далее.
Одной из фундаментальных ценностей, присущих российской цивилиза-
ции, нужно признать коллективизм, долгое время выступавший в форме об-
щинности. В суровых природных условиях Восточно-Европейской равнины,
которую также называют Русской равниной, выжить можно было только сооб-
ща. Русская крестьянская община, явившаяся ответом на вызов природной сре-
ды, стала первой социальной формой, в которой «отливалась» российская ци-
вилизация.
«Общинный архетип» во многом предопределил особенности российско-
го национального сознания. Коллективистское начало сохраняло устойчивость
на протяжении почти всей российской истории, вплоть до постсоветского вре-
мени. До периода коллективизации (конец 20-х – начало 30-х гг. XX в.) его ос-
новным носителем оставалась крестьянская община. После того как она была
уничтожена, коллективизм не сошел на нет – он сохранялся в иных формах, со-
общенных ему советским временем. И лишь в ходе преобразований 90-х гг.
прошлого века коллективистские ценности и связанная с ними этика солидар-
ности ушли в историческую тень: ныне в российском обществе тон задает ин-
дивидуализм, зачастую не ограниченный правовыми установлениями. Совре-
менный российский социум атомизирован и переживает достаточно серьезный
моральный кризис, указывающий на то, что без рецепции (возрождения) кол-
лективистских ценностей (разумеется, с поправками на время) российская ци-
вилизация не имеет обнадеживающих исторических перспектив.
Необходимо сказать, что общинно-коллективистское начало было тесно
связано с идеалом социальной справедливости. Отход власти от этого идеала
вызывал, как правило, негативное восприятие в народе и приводил порой к
серьезным историческим потрясениям, одним из которых были события 1917 г.
Значение общинного (коллективистского) начала в истории российской
цивилизации было впервые обосновано славянофилами в первой половине XIX
в. «Община есть то высшее, то истинное начало, которому уже не предстоит
найти нечто себя высшее, а предстоит только преуспевать, очищаться и возвы-
- 90 -
шаться», – писал К.С. Аксаков
111
. Несмотря на некоторую патетичность этого
высказывания, ему нельзя отказать в известной правоте, коль скоро речь идет о
России.
Возможно ли возрождение коллективизма в современных российских ус-
ловиях? Думается, в той или иной форме восстановление ценностей коллекти-
визма должно произойти, поскольку это отвечает интересам всех российских
граждан: социальная атомизация является реальной угрозой будущему России.
Вместе с тем в последние десятилетия все более востребованными в России
становятся ценности свободы и личности в их современном, западном, понима-
нии. Однако здесь имеются сложности. Хотя эти ценности были осознаны в
России в XIX в. (в частности, так называемыми западниками), они так и не бы-
ли вполне усвоены на российской культурно-исторической почве.
Нельзя сказать, что эти западные по своему происхождению ценности со-
всем незнакомы россиянам. Образованная часть российского общества по-
своему европеизировалась на протяжении XIX в. Возникло даже представление
о «русском европейце»
112
. Однако большинству россиян, живших в деревнях
(около 80% в конце XIX – начале XX в. согласно переписи 1897 г.), европей-
ские ценности, конечно же, мало что говорили.
Существовали, впрочем, российские «аналоги» некоторых западных цен-
ностей (которые все же, скорее, напоминают их, нежели сходны с ними по су-
ти). Например, «аналогом» западного представления о свободе, неотделимой от
внутренней дисциплины и ответственности, являлась в России «воля», под ко-
торой понималась нестесненность в действиях, доходящая до произвола, и не-
желание подчиняться жесткому российскому порядку. Отличие свободы от во-
ли хорошо передал русский историк и мыслитель XX в. Г. Федотов: «Свобода
немыслима без уважения к чужой свободе; воля – всегда для себя. Она не про-
тивоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо»
113
. Носителем
воли являлось, например, казачество, обитавшее на российских границах, за-
щищавшее их, а также осваивавшее новые земли.
Разумеется, лучшим вариантом для будущего России был бы синтез тра-
диционного российского коллективизма и ценностей личности и свободы. Та-
кой синтез мы видим, например, в современной Японии, а также в других со-
временных цивилизациях. Даже в США, считающихся страной радикального
индивидуализма, последний уравновешивается своеобразным «гражданским»
коллективизмом, состоящим в способности создания всякого рода ассоциаций и
111
Цит. по: Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Русская философия истории. М., 1997. С. 75.
112
См.: Кантор В. К. Русский европеец как явление культуры. М., 2001.
113
Цит. по: Шаповалов В. Ф. Истоки и смысл российской цивилизации. М., 2003. С. 83.
- 91 -
сообществ
114
. Синтез коллективного и персонального, личностного – своего ро-
да часть «обязательной исторической программы» для любой успешной циви-
лизации.
Следующая основополагающая для российской цивилизации ценность –
стабильность (порядок). Она естественным образом вытекает из необходимости
политической и идеологической организации обширных пространств, по ко-
торым свободно перемещается редкое население. Порядок в данном случае
становится первоочередным вопросом, вопросом исторического выживания.
Порядок и стабильность в российской истории во многом олицетворяет
власть, являющаяся не только политическим и историческим началом, но и в
известном смысле метафизическим.
В отличие, например, от небольших, компактных, плотно населенных ев-
ропейских стран, где люди вынуждены были жить бок о бок и где в итоге воз-
никали «договорные группы» и сообщества, ограничивавшие власть, в России
были иные условия. Здесь власть оказывалась единственным «собирающим» и
организующим центром. По мере расширения территории Русского (российско-
го) государства полномочия власти расширялись. Если в киевский, домонголь-
ский, период Русь представляла собой скорее конфедерацию племенных кня-
жеств с относительно слабым центром в Киеве, то в московский период, в осо-
бенности с середины XVI в., когда Российское государство стремительно уве-
личивалось в размерах, происходило то, что Г. Федотов назвал «самодержавной
революцией». Еще раз «дадим слово» Н. Бердяеву: «Русский народ был подав-
лен огромной тратой сил, которых требовали размеры русского государства»
115
.
Бердяев приводит при этом высказывание В.О. Ключевского: «Государство
крепло, народ хирел»
116
.
По мере развития «самодержавной революции» происходит «огосударст-
вление» общественной и культурной жизни страны. Например, уходят в про-
шлое региональные школы иконописания. Их сменяет единый, регламентиро-
ванный иконописный стиль. Происходит перелом в религиозной жизни, кото-
рый Г. Федотов охарактеризовал как «трагедию древнерусской святости». Это
важный момент в религиозной и, шире, культурной истории России, поэтому
кратко остановимся на нем.
На рубеже XV и XVI вв. в Русской церкви существовали два направле-
ния: «нестяжатели» и «осифляне». Первые практиковали духовную отрешен-
114
Впервые это заметил еще в XIX в. побывавший в Америке Алексис де Токвиль – француз-
ский мылитель и политический деятель. См.: Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.,
2000. URL: http://www.krotov.info/library/19_t/ok/vil_001.htm (дата обращения: 4.02.2018).
115
Бердяев Н. А. Русская идея. Харьков; М., 2002. С. 16.
116
Там же.
- 92 -
ность от земной жизни и выступали против существования церковного земле-
владения, вторые настаивали на вовлеченности церкви в социальную жизнь;
«…первые дорожат независимостью от светской власти, последние работают
над укреплением самодержавия и добровольно отдают под его попечение и
свои монастыри, и всю Русскую Церковь»
117
.
Победу в противостоянии этих двух направлений закономерно одержали
«осифляне». «Роковой гранью (этого противостояния – В.Р.) является середина
XVI века»
118
, когда Великое княжество Московское становится царством (пер-
вым на царство в январе 1547 г. венчался Иван IV, прозванный «Грозным»), а
Русь все чаще называют Россией. «Легкая победа осифлянства, – пишет Г. Фе-
дотов, – определилась, конечно, не одними экономическими интересами цер-
ковного землевладения, но и общей сродностью, созвучием этого направления
государственному делу Москвы, с ее суровой дисциплиной, напряжением всех
общественных сил и закрепощением их в тягле и в службе»
119
. С этого времени
«в религиозной жизни Руси устанавливается надолго тот тип уставного благо-
честия, “обрядового исповедничества”, который поражал всех иностранцев и
казался тяжким даже православным грекам…»
120
. Сокращается число канонизи-
рованных святых. В XVI и XVII вв. русская религиозная жизнь формализуется и
упрощается – «Живая святость ее покинула»
121
. В дальнейшем огосударствление
духовной сферы углубляется: при Петре I церковь становится, в сущности, ча-
стью государственного аппарата. Начинается так называемый синодальный пе-
риод, длящийся до 1917 г., когда Русская православная церковь вновь становится
автономной организацией во главе с патриархом (с 1721 г. Русской православной
церковью управлял Святейший синод, возглавляемый обер-прокурором, пред-
ставлявшим интересы государя).
Идея «трагедии древнерусской святости», предложенная Г. Федотовым, в
целом верно отражает историю русской церкви и русской религиозности XVI–
XVIII вв. Однако в ней не учитывается закономерность усиления формально-
обрядового начала в условиях «самодержавной революции», начавшейся при
Иване Грозном и завершившейся при Петре I. Политическая централизация вы-
зывала необходимость в «централизованной» идеологии, служащей интересам
власти.
Нужно признать, что порядок и стабильность в истории российской ци-
вилизации представляли большую ценность, чем личные и общественные сво-
117
Федотов Г. Святые Древней Руси. Ростов-н/-Д. С. 235.
118
Там же. С. 250.
119
Там же. С. 237.
120
Там же. С. 251.
121
Там же. С. 252.
- 93 -
боды. Это было обусловлено всем ходом российской истории и естественным
образом осложняло ее течение, поскольку без диалога власти и общества пол-
ноценная социальная жизнь невозможна. Это становится все более очевидным
в постсоветскую эпоху, когда достижение равновесия порядка (стабильности) и
свободы в большей или меньшей степени осознается в качестве одного из ос-
новных цивилизационных вызовов, стоящих перед современной Россией. К со-
жалению, мы должны констатировать, что пока такого равновесия Россия не
нашла.
В то же время было бы преувеличением думать, что в российской исто-
рии мы видим историю одного лишь государства. Наряду с ним существовала
общинная самоорганизация, в рамках которой помимо коллективистской этики
существовали также локальное самосознание и культура самоуправления. Об-
щина не только вынужденно интегрировалась в крепнущее Российское госу-
дарство, но и привычно дистанцировалась от него. Этому часто не уделяют
должного внимания, а между тем напрасно. Государственно-общинный «дуа-
лизм» мог привести к краху государственности, как это произошло, например, в
1917 г., но мог также способствовать диалогу с властью и установлению режи-
ма «обратной связи». Особенно заметно это в киевский период, когда на Руси
существовали сильные вечевые традиции, ограничивавшие власть князей. Са-
мый яркий пример такого рода – Новгород.
В XVI–XVII вв. наряду с царской властью и государственными органами
существовали земские соборы, в состав которых входили не только царь, бояре
и дворяне, но и посадские люди. На соборах решались важнейшие внешнеполи-
тические, а порой и внутриполитические вопросы. Соборы играли роль «пло-
щадки» для достижения политических компромиссов между разными слоями
российского общества. Они были необходимы в период консолидации террито-
риально растущего Российского государства, когда заметно усложнялась соци-
альная структура, включавшая в себя помимо крестьянства и боярства служи-
лых (дворянство) и посадских (горожане) людей.
Первый Земский собор был созван в 1549 г. по случаю московского вос-
стания 1547 г. Власть вынуждена была привлечь к его работе не только бояр и
дворян, но и представителей «третьего сословия», т. е., тех же посадских лю-
дей. Соборы собирались вплоть до середины XVII столетия. Последним Зем-
ским собором считают собор 1653 г., на котором обсуждался вопрос о присое-
динении к России левобережной Украины.
С середины XVII в. соборы перестают созываться. Причина понятна: во
второй половине XVII в. завершается переход к новой, абсолютистской поли-
тической системе, которая уже не нуждалась в прежней, «соборной» форме
принятия решений. На долгие двести лет в российской политической истории
- 94 -
возобладало самодержавное единовластие. Однако с середины XIX в. в ходе
«великих реформ» Александра II самодержавная власть обращается к идее ог-
раниченного самоуправления на местах и проводит Земскую реформу. Соглас-
но ей в работе земских управ могут принимать участие не только дворяне,
представители духовенства и купечества, но и крестьяне. Кроме того, прави-
тельство провело реформу городского самоуправления, объявив о создании го-
родских дум, формировавшихся на выборной основе.
Таким образом, российское самодержавие эволюционировало в сторону
либерализации политической системы. Этот сдвиг можно рассматривать не
только как заимствование европейского политического опыта, но и как обра-
щение к собственным традициям политической жизни: «общинно-самоуправ-
ленческим», вечевым и соборным. Еще раз повторим: российская традиция, как
нам представляется, располагала собственным «демократическим» потенциа-
лом. Разумеется, он в минимальной степени проявился в российской истории,
тем не менее при рассмотрении истории России его нельзя не принимать в рас-
чет. Не вполне справедливо рассматривать Россию как полностью «огосударст-
вленную» страну, совершенно лишенную традиций самоуправления. Наряду с
ценностью «порядка» в российской истории присутствовала и собственная мера
свободы.
Третьей фундаментальной составляющей традиционной российской сис-
темы ценностей («картины мира»), как нам представляется, является идейно-
идеологическая (духовная) и соответствующая ей ритуально-обрядовая органи-
зация социальной и бытовой жизни. Она была вызвана к жизни все теми же
объективными трудностями, о которых речь шла ранее и которыми во многом
обусловлена российская история. Без идеологических санкций (системы правил
и запретов) поддержание социального порядка на огромных российских про-
странствах едва ли было возможно. Не будем также забывать о «сравнительной
слабости формы» (Н. Бердяев) в душевной жизни русского человека: внешняя,
сообщавшаяся извне и во многом принудительная форма была призвана ком-
пенсировать недостаток «внутренней» формы (самодисциплины), недостаток
рефлексивного начала. Отсюда, например, такой памятник русской словесно-
сти, как «Домострой» – свод правил, охватывавших все стороны человеческой
жизни. Он был написан в середине XVI в., но его истоки восходят к гораздо бо-
лее раннему времени.
Таким образом, внешний, властный, порядок дополнялся предписаниями,
регулировавшими поведение человека и этически мотивировавшими его. В ка-
честве иллюстрации приведем названия первых глав «Домостроя: «Как верова-
ти», «Как царя чтити», «О строении домовном», «Как жить с женами и с детьми
и с домочадцами». Традиционной эпохе в истории России, в особенности мос-
- 95 -
ковскому периоду (XIV–XVII вв.), были свойственны строгость бытовых уста-
новлений и строгость жизни в целом. Они сдерживали возможные проявления
социального и морального хаоса.
Наиболее полно эта часть ценностного основания российской цивилиза-
ции воплощена в православии. Оно сообщило ей не только идеологическую
форму, но и, что особенно важно, определенную духовную глубину и культур-
ный стиль. Вплоть до 1917 г. Россия оставалась православной страной. В совет-
ское время православная традиция сохранилась, несмотря на давление власти.
Это указывает на то, что, невзирая на атеистический поворот 1917 г., традиция
эта успела укорениться в российской культурно-исторической почве.
В 988 г., как известно, Русь стала христианской страной. В «Повести вре-
менных лет» мы читаем о том, что князь Владимир предпочел католицизму, ис-
ламу и иудаизму православие византийского образца. Одной из причин этого
было то, что Русь уже достаточно долго поддерживала с Византией торговые,
политические и культурные отношения. В конце X в. Византийская империя
переживала очередной исторический подъем и ее влияние на соседние страны,
в частности, религиозное и культурное, было весьма велико. Кроме того, визан-
тийский религиозный стиль, если верить «Повести временных лет», вполне от-
вечал психологическому складу жителей Руси. Вот как передает «Повесть» ре-
акцию русских послов на богослужение в константинопольском соборе Св. Со-
фии: «и не знали, были мы на земле, или на небе, нет на земле такого зрелища и
красоты такой и не можем этого описать, только то знаем: там Бог с людьми
пребывает и эта служба лучше всех»
122
.
Принятие православия приобщило языческую Русь к мировой культуре и
способствовало начальному преодолению ею архаической стихии. «Крещение
Руси» явилось, таким образом, одним из наиболее значительных событий в рос-
сийской истории. Византийское религиозное и культурное наследие было важ-
ным фактором формирования российской цивилизации вплоть до середины XV
в. Византия, как отмечалось, стала для России «материнской цивилизацией».
В первые столетия после принятия православия религиозный и культур-
ный облик Руси существенно меняется: строятся церкви, основываются мона-
стыри, распространяется грамотность. Вместе с тем вплоть до XIV–XV вв. язы-
чество сохраняет свое влияние на религиозную культуру Руси. Ситуацию со-
существования на Руси X–XIII вв. двух религиозных традиций – православной
и языческой – называют двоеверием. Только в XIV–XV столетиях православие
вытесняет язычество на периферию религиозной жизни, однако его пережитки
в той или иной форме продолжают сохраняться и в следующие века.
122
Полное собрание русских летописей. М., 1997. Т. 1. Стб. 108.
- 96 -
Начиная с XIV в. православие на Руси переживает подъем, который на-
шел отражение и в духовной жизни, и в культуре. В это столетие появляется
поколение духовных подвижников, способствовавших заметному росту влия-
ния православия. Среди них выделяется Сергий Радонежский. Вместе они со-
ставили то, что с полным правом можно назвать духовной элитой. Русскую
культуру этого времени представляет, в частности, Андрей Рублев, в чьем
творчестве мы видим самобытные черты, отличающие русскую иконопись от
византийской.
Монашество XIV–XV вв. осваивает русский Север. Там появляются такие
известные монастыри, как Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Соловецкий и
др. Северные монастыри становятся не только религиозными центрами, но
также хозяйственными. В целом русская религиозная культура этих веков
предстает более глубокой и творческой, она уже не исчерпывается только обря-
довой стороной. Благодаря православию и, шире, христианской традиции рус-
ская культура приобретает большую глубину. Рефлексия (религиозная и куль-
турная) становится одним из ее отличительных признаков.
В XVI–XVIII вв. православие, как отмечалось, испытывает растущее
влияние крепнущей российской власти. В процессе «самодержавной револю-
ции» оно несет (согласимся с Г. Федотовым) определенные духовные потери, в
частности, снижается напряженность религиозного поиска, свойственная пред-
шествующему периоду. В то же время в эти столетия православие становится
не только религией, но и стилем жизни россиян: оно прочно входит в их быт и
традиции. Православие также влияет на представления россиян об их стране и
государстве. Наиболее яркий пример такого влияния – известная мысль о том,
что после падения Византийской империи (1453 г.) Москва становится «Треть-
им Римом». Эта мысль в начале XVI в. была высказана игуменом одного из
псковских монастырей Филофеем в письмах к Великому князю Василию III.
Филофей утверждает, что с падением Византии («Второго Рима») Москва оста-
ется единственным оплотом православия и, таким образом, на ней лежит особая
миссия – сохранить и продолжить православную традицию.
В теории «Москва – Третий Рим» был выведен первый философско-исто-
рический образ России. Россия была представлена как страна с особым истори-
ческим предназначением. Появление нового образа России было во многом вы-
звано падением Византийской империи. Потеряв своего «культурного учите-
ля», Россия была вынуждена заново отвечать на вопрос, в чем ее историческое
своеобразие и предназначение. Кроме того, в конце XV в. Русь-Россия обрела
долгожданную и окончательную политическую независимость от Золотой Ор-
ды, что также заставило ее идеологически оформить свой новый политический
- 97 -
статус. В обоих случаях Россия воспринимала себя прежде всего православной
страной.
Помимо прочего появление теории «Москва – Третий Рим» указывает на
один важный момент, отличающий российскую ментальность и российскую
цивилизацию в целом: развиваясь в необычайно сложных пространственно-
географических условиях и, соответственно, в русле «догоняющего сценария»,
Россия нуждалась в сильном идеологическом подспорье. Или, говоря иначе, в
сильной мотивации. Без такой мотивации Россия, на наш взгляд, едва ли могла
рассчитывать на исторический успех. У французского историка Ф. Броделя есть
выражение «страна под напряжением», которое хорошо дополняет и уточняет
только что сказанное. Без определенного напряжения сил и внутренней готов-
ности к такому напряжению Россия, как правило, сталкивалась с трудностями,
например, в 90-е гг. прошлого столетия, когда возобладало желание «просто
жить», не оглядываясь на сверхличные ценности и вытекающие из них предпи-
сания морали.
Понятно, что такого рода ориентация создает опасность чрезмерной
идеологизации, ведущей к установлению авторитарного или даже тоталитарно-
го политического режима. Разумеется, это неприемлемо, потому что в условиях
подавления личных и общественных свобод невозможно достичь реального ис-
торического роста, в особенности в современном мире. Отсюда требование
достижения баланса между стабильностью (порядком) и свободой, стоящее пе-
ред современной Россией.
Говоря о «сильной мотивации», мы имели в виду в первую очередь лич-
ную, ценностную мотивацию, обеспечивающую поддержание «культуры уси-
лия». Внутренняя мотивация в конечном счете важнее, чем мотивация посред-
ством идеологического, пропагандистского внушения.
Суровые климатические условия по-своему воспитывали в русских кре-
стьянах трудовую дисциплину, т. е. по-своему «мотивировали» их. В. О. Клю-
чевский писал об этом так: «Ни один народ в Европе не способен к такому на-
пряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но нигде
в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и раз-
меренному постоянному труду, как в той же Великороссии»
123
.
Способность русских земледельцев, а затем и остальных россиян к «на-
пряжению труда на короткое время» создала то, что иногда называют «мобили-
зационным складом характера»
124
. Мобилизационное начало в русском нацио-
нальном характере проявляло себя не только в мирном труде, но и в военное
123
Ключевский В.О. Сочинения: в 8 т. М., 1956–1959. Т. I. С. 314.
124
См.: Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического про-
цесса. М., 1998.
- 98 -
время. Русские солдаты неоднократно демонстрировали примеры самоотвер-
женности и героизма на полях сражений. Готовность к подвигу (трудовому и
боевому), как бы громко это ни звучало, можно считать одной из устойчивых
или даже базовых черт русского национального характера.
После того как мы охарактеризовали ценностные основания традицион-
ной российской цивилизации (коллективизм, потребность в стабильности и
идейной мотивации), обратимся к событиям российской истории, связанным с
начальным периодом российской модернизации. Эти события охватывают два с
небольшим столетия (XVIII, XIX и начало XX в.). Иначе говоря, речь пойдет о
«петербургском периоде» отечественной истории. Как известно, инициатором
российской модернизации был Петр I, понимавший, что Россия должна сокра-
щать историческое отставание от Европы, в противном случае она рискует от-
стать «навсегда». Поскольку крестьянское большинство России не было готово
к историческим переменам, российская модернизация стала «модернизацией
сверху».
Ее решающим внешним условием были контакты с Европой – наиболее
близкой к России цивилизацией. Еще в киевский период Русь поддерживала с
Европой экономические и политические отношения. Некоторых из русских
князей состояли в родстве с европейскими правящими домами. Так, дочь Яро-
слава Мудрого Анна стала женой французского короля Генриха I и матерью
короля Филиппа I. Супругой Владимира Мономаха была дочь короля Англии
Гарольда Смелого Гита Уэссекская. Сестра Владимира Мономаха Евпраксия
вышла замуж за императора Священной Римской империи Генриха IV. И это не
единственные примеры такого рода. В известном смысле Русь была особой ча-
стью Европы. После монгольского завоевания связи с европейским Западом на
время прервались. Однако Русь продолжала поддерживать связи с Византией,
которая во многом представляла европейский культурный (христианский) аре-
ал. Таким образом, отношения с европейской цивилизацией не прервались и во
время монгольского владычества.
После падения Византийской империи (1453 г.) Русь-Россия постепенно
восстанавливает общение с европейским Западом. В конце XV в., при Иване III,
в Россию приезжают итальянские архитекторы (Аристотель Фиораванти, Мар-
ко Фрязин, Пьетро Антинио Солари и др.), построившие в Москве новый
Кремль. В XVI в. в Москве возникает «немецкая слобода», где жили выходцы
из Европы (не только немцы). В правление Бориса Годунова отношения с Ев-
ропой становятся более интенсивными: царь посылает в Европу для обучения
наукам «детей дворянских». В следующем, XVII, веке, европейское влияние на
Россию усиливается: бояре, дворяне и горожане перенимает у европейцев кос-
тюмы, предметы быта, отчасти культуру нравов. Известно, что одним из на-
- 99 -
ставников молодого Петра I стал Франц Лефорт – обитатель «немецкой слобо-
ды». Во второй половине этого столетия Россия заимствует у Европы театр,
силлабо-тоническое стихосложение, европейские музыкальные жанры. Резуль-
татом знакомства с европейской системой образования стало появление в Мо-
скве Славяно-греко-латинской академии (1687 г.). Одним из ее выпускников
был М. В. Ломоносов.
В XVIII столетии Европа, в сущности, становится для России вторым по-
сле Византии «культурным учителем»: французские просветители, в частности,
Монтескье, Вольтер и Дидро, овладевают умами образованной части дворянско-
го общества. В Россию приезжают европейские инженеры, участвовавшие в
строительстве многочисленных заводов петровского времени. Происходит ре-
шительный поворот России к Европе, благодаря чему Россия вступает в новый
исторический период. По мнению В.Ф. Шаповалова, «…современная цивилиза-
ция в России ведет свои истоки от реформ Петра Великого. На ее становление
ушел весь XVIII в.»
125
.
О реформах Петра I много спорили. Славянофилы, например, негативно
оценивали петровские преобразования. Они считали, что эти преобразования
исказили историческое призвание России и привнесли в ее культуру чуждые ей
элементы. По их мнению, российская цивилизация утратила органичность, при-
сущую ей прежде – в московский период и ранее. Западники, напротив, под-
держивали европеизацию России. «Быть европейскими русскими и русскими
европейцами – вот тезис, с которым выступили западники»
126
. Споры эти про-
должались на протяжении всего XIX в., а затем возобновились в 90-х гг. XX в.
– в новом историческом контексте и с новой аргументацией.
На наш взгляд, Петровские реформы в целом отвечали историческим ин-
тересам России. Страна должна была отвечать на вызов модернизации, в про-
тивном случае, повторим, она могла надолго отстать от мирового лидера, како-
вым в то время являлась Европа. Последствия такого отставания могли быть
самыми тяжелыми, например, частичная или даже полная утрата Россией суве-
ренитета и превращения ее в колониальный придаток Европы.
За короткое время правления Петра I Россия совершила резкий экономи-
ческий рывок. «Промышленное строительство петровской эпохи проходило в
невиданных для того времени темпах: за 1695–1725 годы возникло не менее
двухсот мануфактур разного профиля, то есть в десять раз больше, чем было их
в конце XVII века, и это при еще более впечатляющем росте объема продук-
ции»
127
.
125
Шаповалов В. Ф. Истоки и смысл российской цивилизации. М., 2003. С. 7.
126
Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Русская философия истории. М., 1997. С. 74.
127
Анисимов Евг. Время петровских реформ. Л., 1989. С. 121.
- 100 -
В то же время у реформ была обратная сторона: реформы, как уже упо-
миналось, проводились «сверху» и предельно жестким образом (иной вариант
был невозможен). За преобразования русский народ заплатил очень высокую
цену: в ходе перемен согласно некоторым подсчетам погибла седьмая часть на-
селения России (более миллиона человек в абсолютном исчислении). Во много
раз возросли прямые и косвенные налоги. Наконец, было закрепощена значи-
тельная часть российского крестьянства. Крепостные крестьяне привлекались
для тяжелых работ на государственных и частных заводах (они заменяли им
уплату подушной подати и оброков).
В результате прежнее относительное равновесие между властью (госу-
дарством и дворянством) и народом сменилось самодержавно-крепостническим
строем, который привел к социокультурному расколу страны. Образно говоря,
возникло две России: Россия господ и Россия рабов, если вспомнить строчки
М. Ю. Лермонтова. «Ни в одной стране не бывало подобного раскола между
“господами и слугами”, как в петровской и послепетровской Руси»
128
. Россия
«господ» во многом перешла на иной язык (немецкий в XVIII в., французский
веком позднее). Она иначе одевалась и иначе ела. Не преувеличивая, можно
сказать, что в XVIII в. Россия пережила историческую травму, последствия ко-
торой ощущались на протяжении всего XIX и в начале XX в. Выскажемся более
определенно: революция 1917 г. была своего рода отдаленным ответом на пет-
ровские преобразования и вызванный ими социокультурный раскол.
Таким образом, российская модернизация XVIII – начала XX в. была
сложным и противоречивым явлением, содержащим в себе и очевидные траги-
ческие моменты.
В ее пользу может говорить то, что в XIX столетии Россия добилась за-
метных успехов во многих областях культуры, науки и социально-
экономической жизни. Одним из блестящих достижений российского XIX в.
явилась российская классическая культура. Русская литература, музыка и жи-
вопись этого времени вошли в золотой фонд мировой культуры. Обладание
собственной классикой – привилегия далеко не всех стран. Появление класси-
ческой культуры указывает на зрелость цивилизации, в данном случае – рос-
сийской. В XIX в. Россия сделала важный шаг на пути преодоления той архаи-
ческой стихии, которая некогда во многом определяла историю Руси началь-
ной. Первым шагом на этом пути было, как отмечалось, принятие православия
и постепенное движение к духовным глубинам христианской традиции.
Справедливости ради нужно сказать, что и в том и другом случае углуб-
ление рефлексивного начала, противостоящего архаике, происходило в преде-
лах так называемого творческого меньшинства (духовной элиты в средневеко-
128
Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 64.
- 101 -
вой Руси и образованного слоя в XIX в.). Большинство россиян оставалось за
пределами указанных сдвигов.
И все же сначала Русь, а затем Россия преодолевали притяжения архаики
и трудности «догоняющего сценария». Особенно это заметно в XIX в. В этом
столетии Россия уже воспринималась на Западе как европейская держава. Она
была активным участником европейской политики. К культурным и научным
достижениям российского XIX в. необходимо добавить социальные реформы
60–70-х гг. XIX в., проведенные в годы царствования Александра II (1855–1881).
Манифестом 19 февраля 1861 г. было отменено крепостное право. Кре-
стьяне стали лично свободными людьми. Благодаря Земской и Городской ре-
формам возникло местное самоуправление. Судебная реформа 1864 г. обеспе-
чивала появление в России современных форм судопроизводства. Согласно
университетскому уставу 1863 г. вводилась частичная автономия университе-
тов. Великие реформы закладывали основы гражданского общества и правово-
го государства. Реформы не были вполне завершены, тем не менее они стали
важной вехой российской модернизации.
Ее следующим этапом явились политические реформы начала XX в., ко-
гда в ходе революции 1905–1907 гг., в России появился парламент (Государст-
венная дума) и Основные государственные законы (опубликованы 23 апреля
1906 г.), которые можно считать первой российской конституцией.
Начало XX в. стало в истории России одним из кульминационных момен-
тов: модернизационные преобразования, инициированные и осуществляемые
верховной, государственной властью, совпали с острым внутренним, социаль-
но-политическим, кризисом, усиленным Первой мировой войной. Возникла не-
обычайно сложная ситуация, разрешением которой явились события 1917 г.
Российская модернизационная драма XVIII – начала XX в. завершилась рево-
люцией, гражданской войной и появлением нового политического режима, в
формальном смысле радикально отличавшегося от прежнего, самодержавного.
Об историческом значении событий 1917 г. спорят не меньше, если не
больше, чем о Петровских реформах. Давать окончательную оценку этим собы-
тиям, вероятно, еще рано, однако спустя сто лет о них следует что-то сказать.
Во-первых, 1917 год был очередным травматическим разрывом с прошлым. В
ходе революции и Гражданской войны погибли миллионы людей. Около двух
миллионов человек покинули Россию. Среди них были представители культур-
ной, научной и предпринимательской элиты страны. Таким образом, Россия по-
теряла огромный человеческий капитал. Были разрушены прежние формы рос-
сийской цивилизации. В ходе коллективизации была уничтожена традицион-
ная, крестьянская Россия с ее своеобразной культурой и обычаями. Сельское
население советской России, в сущности, вновь оказалось закрепощенным но-
- 102 -
вой властью. Как и в Петровское время, оно использовалось на самых тяжелых
работах, прежде всего на строительстве промышленных предприятий, – с той
лишь разницей, что масштаб работ был несравненно большим, как и число
жертв
129
. Сюда нужно добавить политические репрессии, также затронувшие
миллионы людей. О 1917–1953 гг. мы вправе говорить как о времени государ-
ственного террора в отношении населения России.
Вместе с тем советский период в российской истории не был только тра-
гическим пробелом. Следует признать, что история советского времени по-
своему продолжала российскую историю и воспроизвела (опять же по-своему)
ценностные основания традиционной российской цивилизации. Коллективизм
стал одним из приоритетов новой власти, провозгласившей Советское государ-
ство государством рабочих и крестьян. В советскую эпоху значительно усили-
вается роль государственной власти, всегда являвшейся в России единственным
гарантом стабильности и порядка. «Коммунизм в России принял форму крайне-
го этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны, и
это, к сожалению, вполне согласно со старыми традициями русской государст-
венности», – писал Николай Бердяев
130
.
Наконец, вместо идеи Третьего Рима или имперской идеи мы видим в со-
ветской России идею социализма. Советский Союз был по замыслу его созда-
телей цивилизацией социальной справедливости, противостоящей буржуазному
миру эксплуатации. Вновь процитируем Николая Бердяева: «Вместо Третьего
Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал и на Третий Ин-
тернационал перешли многие черты Третьего Рима»
131
. Вера в социализм, сме-
нившая в Советском Союзе христианские ценности, несколько десятилетий
поддерживала в стране достаточно высокий уровень идеологической (ценност-
ной) мотивации.
Мы не можем также отрицать, что наряду с упрощением цивилизационных
форм и падением уровня личной и культурной рефлексии после революции
1917 г. в Советском Союзе развивались наука и образование, рождались новые
технологии.
Возможно, не случись Революции, Россия не потеряла бы тех цивилиза-
ционных завоеваний, которые уже были достигнуты, и ход ее истории был бы
более плавным, а исторические успехи более значительны. Однако вспомним,
что история не знает сослагательного наклонения.
129
Как справедливо писал Н.А. Бердяев, «приемы Петра были совершенно большевистские.
Он хотел уничтожить старую московскую Русь, вырвать с корнем те чувства, которые лежа-
ли в основе ее жизни» (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 12).
Нечто подобное мы видим в отношении советской власти к российскому прошлому.
130
Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 117.
131
Там же. С. 118.
- 103 -
Постсоветский период в истории России, в особенности 90-е гг. XX в., к
сожалению, следовал все той же логике исторических разрывов, которая отли-
чала Россию и прежде. Предыдущая эпоха привычно объявлялась собранием
ошибок, которые необходимо было скорейшим образом исправить. Форсиро-
ванная и во многом имитационная вестернизация России обернулась в 90-е гг.
политическим и моральным хаосом, а также падением промышленного произ-
водства и катастрофическим обнищанием населения. В то же время в это деся-
тилетие реабилитируются ценности личности, свободы, демократии. Девяно-
стые годы были, несомненно, чрезвычайно драматичным временем.
Начало XXI в. ознаменовалось стабилизацией внутриполитического и
экономического положения России. Российская цивилизация ищет свой путь и
свое место в современном глобальном мире, пытаясь достичь равновесия меж-
ду собственным цивилизационным опытом и требованиями современности.
Do'stlaringiz bilan baham: |