Не навреди

***
Хирург оказался немного моложе меня, но в его манере поведения я
тут же узнал себя: он говорил приветливо и деловито, с тем сдержанным
сочувствием, которое неизбежно развивается у любого врача, искренне
стремящегося помочь, но не желающего, чтобы пациенты «давили» на его

---

эмоции. Я понимал, что ему не понравится идея оперировать другого
хирурга: если кто-то из коллег просит, чтобы ты его лечил, это
воспринимается одновременно и как комплимент, и как проклятие. Все
хирурги переживают, когда пациентом становится кто-нибудь из коллег. Это
чувство иррационально, ведь по сравнению с остальными пациентами
коллеги с гораздо меньшей вероятностью станут предъявлять претензии,
если что-то пойдет не так, поскольку хирургам слишком хорошо известно,
что врачи – обычные люди, которым свойственно ошибаться, и что исход
операции зависит далеко не только от них. Хирург, оперирующий своего
коллегу, испытывает этот иррациональный страх по той причине, что о
привычной отстраненности не может быть и речи, – он ощущает себя
совершенно беззащитным. Он знает, что пациент не считает его
всемогущим.
Офтальмолог снова обследовал мою сетчатку. На этот раз свет был
особенно ярким, и я даже вздрогнул.
– Под сетчаткой начинает скапливаться жидкость, – сказал он. – Я
прооперирую вас завтра утром.
Через двадцать минут я вышел из здания, испытывая сильнейшую
тревогу. Вместо того чтобы сесть на метро или поймать такси, я преодолел
шесть миль до своего дома пешком, перебирая в голове все ужасы, которые
могут со мной произойти, начиная от вынужденного завершения карьеры (я
знал двух хирургов, которым пришлось так поступить из-за отслойки
сетчатки) и заканчивая полной слепотой – сценарий довольно вероятный,
поскольку и в правом глазу обнаружились ранние предвестники отслойки
сетчатки. Не помню в точности ход своих мыслей, но к тому времени, как я
добрался домой, мне удивительным образом удалось примириться с
проблемой. Я подготовился к любому исходу, хотя и надеялся на лучшее. Я
забыл, что в клинике выключил мобильный, и, к собственному стыду,
увидел дома охваченную паникой Кейт, которая уже ожидала самого
худшего, так как не могла до меня дозвониться.
Утром в больнице меня встретил остроумный администратор. С
бумагами покончили быстро, и меня отвели в палату. Санитары и
обслуживающий персонал носили черные жилеты, словно посыльные в
гостинице, на полу в коридорах и палатах лежали ковры, а освещение везде
было спокойным, приглушенным. Контраст с крупной государственной
больницей, в которой работал я, был невообразимый. Хирург еще раз
осмотрел мой левый глаз и сказал, что мне предстоит так называемая
витрэктомия с заменой стекловидного тела газом. Во время операции в
глазное яблоко вставляют несколько толстых игл, через которые полностью

---

удаляют стекловидное тело, а затем с помощью охлажденного криозонда
сетчатку прикрепляют на место. После этого глазное яблоко наполняют
оксидом азота, который будет удерживать сетчатку на месте в течение
нескольких недель, следующих за операцией.
– Операцию можно провести как под местной, так и под общей
анестезией, – сказал хирург с едва заметным колебанием. Было очевидно,
что ему не очень-то хочется оперировать меня под местной анестезией, да и
мне, если честно, эта идея тоже не нравилась, хотя я и почувствовал себя
трусом, вспомнив многочисленных пациентов, в чьей голове ковырялся
сам, несмотря на то что они оставались в сознании.
– Общую анестезию, пожалуйста, – попросил я, к его явному
облегчению, после чего анестезиолог, который, должно быть, ждал
снаружи, приложив ухо к двери, влетел в комнату, словно чертик из
табакерки, и быстро проверил, подходит ли мне выбранный анестетик.
Полчаса спустя, одетый в одну из абсурдных больничных пижам – по
какой-то совершенно непонятной причине они всегда застегиваются сзади,
а не спереди, из-за чего ягодицы зачастую оказываются открытыми, – в
одноразовое нижнее белье, в белые противоэмболические чулки и в сильно
разношенные тапочки, я в сопровождении медсестры вошел в
операционную. В тот миг я еле удержался от смеха. Я заходил в
операционные, должно быть, тысячи раз – такой весь из себя важный
хирург, правящий своим маленьким королевством, и вот я очутился здесь в
качестве пациента – в больничной пижаме и одноразовых трусах.