Text-kissil-Palomnichestvo-print+. pdf

В необходимости осуждения авторитарных и тотали-
тарных политических режимов, способных на такие престу-
пления и в наши дни.
– А что говорят биографы Камю по поводу сообщения в 
итальянской газете?
– Первый биограф Камю, 87-летний Г. Лоттман, глубоко-
мысленно промолчал. 82-летний О. Тодд заявил: «Я считаю, 
что КГБ был на такое способен, но в достоверность этой исто-
рии не верю». Он сообщил, что работал с архивами в Москве 
и ничего не обнаружил на сей счет. Наивная мысль: могут ли 
иностранцу, работающему с архивами КГБ, дать возможность 
ознакомиться с такими делами? Блаженны верующие! Автор 
книги о Камю, современный французский философ М. Оффре, 
считающий Камю более великим мыслителем, чем Сартр, тоже 
отверг версию умышленного убийства философа. 
История не меняется: так же как жандармы побоялись тогда 
искать след КГБ сразу после аварии, так и биографы Камю бо-
ятся теперь ввязываться в эту историю. 

---

205
ǽȞȜȧȎșȪțȩȗȐȕȑșȭȒ
țȎǹȡȞȚȎȞȓț
Последнее утро в Лурмарене выдалось солнечным и привет-
ливым. Мы завтракали в гостиничной кухне, которую нам лю-
безно предоставила хозяйка Бернадетта. 
Я обратился к Веронике:
– Видите, как уникально изменился мой изначальный план 
путешествия в Лурмарен: я прошел по «следам» Камю и в дру-
гих местах – и все это благодаря встрече с Вами. Моя идея спон-
танного мистического построения любого плана «работает».
Вероника выразила согласие кивком головы и заметила:
– В свою очередь я благодарна Вам – мой первичный замы-
сел тоже изменился, я увидела и узнала много нового.
– Вам понравился Лурмарен? 
– Городок, в котором царят тишина и покой не может не по-
нравиться, – ответила Вероника.
– Воистину так.
– В Женеве Вы привели свою шуточную эпитафию. А дума-
ли ли Вы когда-нибудь о серьезной? – пытливо уставилась на 
меня Вероника.
– Я сейчас в таком возрасте, что, пожалуй, пора и подумать о 
ней. Если угодно, я приведу Вам ее в рифмованном виде:
Судьба философа и состояла в том, 
Чтоб жизнь прожить в тоске о вечном, неземном
Вероника с улыбкой произнесла:
– Ваша «серьезная эпитафия» звучит слегка иронично.
– Именно такое звучание и должно быть у нее.
Моя коллега по философскому цеху на минуту задумалась, 
а затем сказала:

---

206
– Содержание Вашей эпитафии – как у греческого философа.
– Как и Камю, я всегда относился с восторгом к греческим 
философам. Хочу отметить, что в последний день пребывания 
в Лурмарене Камю сложил в папку с надписью «Для Немеси-
ды» шесть листов афоризмов – ссылки к давно планировавше-
муся большому эссе. Это была смесь поэзии и философии – по 
словам Камю, «мой возврат к досократикам».
– А Камю приготовил для себя эпитафию? – спросила Веро-
ника.
– Специально, на случай своей кончины, – нет. Но у него есть 
высказывание в духе эпитафии Григория Сковороды: «Я убе-
жал от всех, и, несомненно, хотел, чтобы все оставили меня».
– Это напоминает сентенцию Сартра: «Ад – это другие 
люди», – вставила моя собеседница. 
– Не совсем так. У Сартра это чувство обусловлено экзи-
стенциальной тревогой, тогда как у Камю – ситуацией абсурда, 
– заметил я.
Вероника перевела взгляд вдаль и вкрадчиво произнесла:
Лурмарен – вид с птичьего полета 

---

207
– Учитывая Ваши наклонности 
к рисованию, наверняка Вы разра-
ботали и надгробную символику к 
своей эпитафии.
– Признаюсь Вам, что заготовлен-
ного на сей случай изображения у 
меня не было до посещения кладби-
ща. Оно мне привиделось на стенке 
ограды рядом с двумя кипарисами – 
я сразу понял, что это символ моей 
эпитафии, выражающий участь Си-
зифа. 
– Я заметила: после посещения кладбища Вы стали каким-то 
задумчивым.
– Да, я долго размышлял об этой символике.
– Вы можете воспроизвести этот рисунок? – обратилась ко 
мне Вероника.
– Конечно!
Я взял салфетку и начертил на ней символическое изобра-
жение, состоящее из вписанных в круг пирамиды и скатываю-
щегося вниз по ее склону шара.
– Круг – символ вечности, пирамида – горы, шар – камня, –
стала размышлять Вероника, – А где же Сизиф, иными сло-
вами, Вы?
– Эта композиция – не дело рук Сизифа, а состояние, задан-
ное высшей трансцендентной силой.
– Но позвольте, Камю же ее не признавал?
– Ведь этот символ – не эпитафии Камю, а моей. Полагаю, 
что все прояснит моя парафраза высказывания Борхеса: «Я не 
верю в трансцендентное, но им интересуюсь».
– Кажется, – заметила моя собеседница, – похожий ход мысли 
я встречала и у Камю: «Я не верю в бога, и все же я не атеист».
Я добродушно рассмеялся.
Вероника стала пристально вглядываться в рисунок:
– Оригинально!