и пустельга сидели на
насестах в разных углах,
вобрав в себя головы. Я не знал, чем дядя их
кормит, но в голове у меня мелькнула одна
мысль. Помёт у них белый, как молоко. Может,
им нужна молочная пища? Конечно, пресное мо
локо не годится,
слишком жидко, а простокваша?
Должно быть, в самый раз! Надо попробовать.
Нет, определённо эта пища им в самый раз. Ина
че помёт не был бы таким белым, и как это ещё
никто не догадался?
Тайком от тёти я взял в кухне горшочек, в
котором обычно сквашивают молоко, и отправился
на базар. Там за две копейки мне наполнили
горшочек доверху.
Дома я разлил простоквашу в
чашки и поставил их каждой птице. Они бросили
на пищу равнодушный взгляд и тут же отверну
лись. Ещё бы, породистые птицы, гордые, не ка
кая-нибудь мелюзга. Хоть и голодные, а при лю
дях до пищи не дотронутся. Будь это курица, она
тут же показала бы свой низкий характер,
сразу
бы накинулась на еду. А эти — нет. Я вышел из
птичника. Часа два спустя я снова зашёл туда.
Гордые птицы всё ещё сидели, отвернувшись от
пищи и не слезая с насеста. Я разозлился. Душа-
то с воробья, а тоже — важничают, подумаешь,
хищники! Я ведь
проявил к ним полное уважение,
даже вышел, думая, что они любят обедать без
посторонних. А они — на тебе! Не притронулись!
gsL
Oedurtm_uz
Ta'lim Markazi
91
В птичнике висели рукавицы дяди: он надевал
их, сажая птиц на насест. Я надел рукавицы,
взял пустельгу и, зажав её меж колен, стал кор
мить простоквашей из серебряной ложки.
Когда я
решил, что пустельга наелась досыта, я посадил
её обратно на насест и взялся за ястреба. Яст
реб тоже прилично поел.
— Теперь порядок, — сказал я им уходя.
Так потихоньку от тётки я кормил их дня два.
Пустельга мне особенно нравилась, и я скарм-
W
W
W
W
ливал ей густой верхний слой простокваши. Забот
у
меня теперь стало многовато, я почти не выхо
дил на улицу. Тётя молча радовалась, глядя на
меня, но я делал вид, что не замечаю, как она
вся сияет доброй улыбкой.
На завтра птицы опять ели простоквашу. В пол
день я решил им дать сюзьмы.
Они же сидели
ведь всё время на постном и соскучились по
жирной пище. Но когда вечером я снова вошёл в
птичник, то не поверил своим глазам! Пустельга
лежала мёртвая, подвернув под себя крыло и
вытянув ноги. Ястреб лежал в такой же позе; он
ещё дышал, но ясно было, что долго не протя
нет... Меня охватил ужас:
что я теперь скажу
дяде? Он же так любил этих птиц! И чего им
понадобилось подыхать? Неужели из-за просто
кваши? Подумаешь, я тоже люблю мясо. А сколь
ко дней я сидел на молоке, да и того — не вдо
воль? Надо же, какая беда! Что же я всё-таки
скажу дяде?.. И тут я понял, что мне сказать
ему нечего. Жизнь моя в этом городе кончена.
iSL O edurtm_uz
Do'stlaringiz bilan baham: