О. В. Ванновская проблема коррупции в психологической

«
легкие и трудные пути
»
.
Конечно же, такие явления, как злоупотребление властью, 
оказание услуг по знакомству, взяточничество, невозможно признать нормальными, однако 
большая чась населения считает это не только допустимым, но и эффективным механизмом 
социальных взаимодействий и решения личных проблем.
Воспроизводству таких психологических установок в немалой степени способствует 
отсутствие развитого гражданского общества, в центре которого должна находиться суве-
ренная и свободная личность, чье поведение определяется ее собственными потребностями 
и интересами.
Для того чтобы борьба с коррупцией наконец принесла свои плоды, национальные 
программы противодействия коррупции должны включать в себя научно обоснованные 
средства психологического сопровождения. Таким образом, назрела необходимость обо-
сновать психологическую природу коррупционного поведения государственных служащих 
как нового научного направления социальной и юридической психологии,
характеризую-
щегося собственным предметом, категориально-понятийным аппаратом, проблематикой, 
феноменологией, субъектами и объектами, объяснительными моделями, методологическими 
подходами и методами исследования, прикладными областями и практическими приложе-
ниями. Особого внимания заслуживает изучение социально-психологических детерминант 
коррупции, конфликта интересов и профессиональной деформации государственных слу-
жащих как источников коррупционного поведения, аксиологических аспектов в природе 
коррупции и т. д.
Однако научное обоснование психологической природы коррупционного поведения 
государственных служащих затруднено в связи с определенными препятствиями в рамках 
самой науки психологии. Приходится признать, что и в ХХI в. не преодолена определенная 
разобщенность различных школ, направлений и методологических подходов к исследованию 
психологических феноменов. Так, Е. Д. Хомская констатирует «наличие методологических 
трудностей в различных областях психологии» [15]. О наличии кризиса или серьезных 
методологических трудностей писали в последние годы В. П. Зинченко, О. К. Тихомиров, 
А. В. Брушлинский, И. П. Волков и др. Кризис в психологии зафиксирован и зарубеж-
ными авторами: Л. Гараи, М. Кечке, М. Коул и др. Ф. Е. Василюк [3] называет современное 
состояние психологии «схизисом», имея в виду расщепление между научной психологией 
и психологической практикой. А. В. Юревич в статье «Системный кризис психологии» [18] 
считает, что кризис в современной психологии носит системный характер и определяется 
несколькими ключевыми факторами:

---

58
1) отсутствием единой науки, дефицитом устойчивого знания, обилием альтернатив-
ных моделей понимания и изучения психического;
2) углубляющимся расколом между исследовательской и практической психологией;
3) конкуренцией со стороны паранауки, возникновением пограничных (между наукой 
и не-наукой) систем знания.
Анализируя современное состояние психологической науки, А. В. Юревич отмечает, 
что «в этой дисциплине отсутствуют общие правила построения и верификации знания»; 
«психологические теории даже не конфликтуют, а, как и парадигмы Т. Куна, несоизмеримы 
друг с другом; то, что считается фактами в рамках одних концепций, не признается другими; 
отсутствует сколь либо осязаемый прогресс в развитии психологической науки, ибо обраста-
ние психологических категорий взаимно противоречивыми представлениями трудно считать 
прогрессом, и т. д.» [18, с. 4].
Такое состояние дел в области научного познания, с одной стороны, значительно 
усложняет постановку проблемы и определение методологических основ исследования 
коррупции. С другой стороны, современное состояние психологической науки предъявляет 
повышенные требования к методологическому уровню исследований, диктует необходимость 
тщательной разработки категориально-понятийного аппарата.
В связи с этим основными задачами методологического уровня в исследовании пси-
хологии коррупции является обоснование границ предмета, принципов построения, форм 
и способов организации научного познания коррупционного поведения, а также способов 
установления критериев достаточной обоснованности и верифицированности полученных 
знаний.
Как справедливо отмечает В. А. Мазилов, к методологии сегодня предъявляются 
следующие требования:
это должна быть методология на исторической основе, т. е. учитывающая истори-
• 
ческий путь, пройденный психологией;
это должна быть деидеологизированная методология;
• 
это должна быть методология плюралистическая (не ориентированная на единый 
• 
универсальный научный стандарт);
это должна быть методология, учитывающая возможность наличия различных целей 
• 
получения психологического знания (познавательных или практических);
это должна быть содержательная методология, т. е. рассматривающая вопросы 
• 
реального предмета психологической науки [6].
Со многими положениями В. А. Мазилова можно согласиться. В то же время представ-
ляется напрасным опасение автора по поводу единого универсального научного стандарта. 
С него и должна начинаться «новая методология». Система именно таких стандартов позво-
ляет исследователю ориентироваться в огромном массиве фактов, оценивать их как научные 
или ненаучные. Это важный теоретико-методологический вопрос, от решения которого 
зависят пределы компетенции научного знания, перспективы исследований, пригодность 
научных рекомендаций, а также организация и содержание профессиональной подготовки 
специалистов. Дело еще и в том, что общепринятые стандарты научности, классические 
образцы логики и процедуры научного исследования во многом составляют содержание 
и определяют границы самого предмета научной психологии. Более того, в неадекватном 
понимании психологами предмета своей науки многие авторы видят первопричину ее мето-
дологического кризиса. Именно в разнообразии определений предмета психологии наиболее 
ярко проявляются разногласия среди исследователей относительно оснований научной 
деятельности. Диапазон его определений колеблется от крайне субъективистских, и потому 

---

59
трудно верифицируемых, до крайне объективистских, ведущих к утрате специфики психоло-
гии. За все время существования научной психологии ее предмет неоднократно пересматри-
вался. Очень показательной в этом смысле является цитата из «Британской энциклопедии», 
которую приводит М. Г. Ярошевский: «Бедная, бедная психология. Сперва она утратила душу, 
затем психику, затем сознание и теперь испытывает тревогу по поводу поведения» [20]. Эта 
неопределенность предмета исследования влечет за собой даже сомнения в научном статусе 
психологии, все чаще проявляющиеся среди ученых и практиков. В. Н. Сурков считает, что 
сомнения в статусе психологии во многом обусловлены явным или неявным применением 
естественнонаучных стандартов для оценки гуманитарной области знания [13].
На наш взгляд, время выяснения принадлежности психологии к естественнонаучным 
или гуманитарным дисциплинам уже прошло, и противопоставление этих двух научных пара-
дигм применительно к психологии доказало свою нецелесообразность. Нельзя не согласиться 
с мнением Ю. А. Шаранова в том, что «сама двумерная модель человека, как биосоциального 
существа, является ущербной» [16]. Например, в русле естественнонаучной парадигмы 
исследований за рамками ее методологических оснований оказываются такие феномены 
как этические аспекты коррупции, проблемы реализации смысла жизни госслужащих, про-
блемы ценностей и жизненных ориентаций. В гуманитарной парадигме соотношение экс-
периментальных и теоретических данных актуализирует проблему верификации полученных 
знаний и интерпретации эмпирического материала в зависимости от концептуальных основ 
теоретического анализа данного явления.
Следует признать обоснованной точку зрения В. А. Мазилова [7], заключающуюся 
в том, что предмет психологической науки должен быть осмыслен таким образом, чтобы 
психическая реальность, становясь психологической, не утрачивала своей многомерности. 
Узкое понимание предмета психологии создает основу для разного рода редукционистских 
подходов и препятствует интегративным тенденциям современной науки. В то же время, 
как подчеркивает Ю. А. Шаранов, «невозможно быть ученым или практиком и не работать 
на культуру, не отвечать на вызовы времени. Психология вынуждена заниматься реальными 
вопросами, чтобы не утратить своего авторитета. При этом психолог вынужден самоопреде-
ляться, так как проблемы, которые ставит сама жизнь, действительно не всегда напрямую 
относятся к предмету психологии. В этой связи редукция на непсихологические предметы 
изучения неизбежны и всякий раз возникает трудная задача выделения и конструирования 
своего, специфического, не сводящегося к иным основаниям научного знания предмета, 
ракурса психологического анализа. Соблазн заимствования уже готового, но чужого всегда 
имеется. Например, механическое использование юридического знания в психологических 
рассуждениях. Научная ценность и практическое значение таких заимствований сомни-
тельна. Только органическая встроенность психологического в иной контекст или объект 
придает ценность психологии как науки. Если это отсутствует, то психологический компо-
нент не берется во внимание совсем или в контексте соответствующих подходов, концепций 
утрачивает свою определенность и особенность» [17].
Таким образом, в качестве основных методологических проблем исследования психо-
логии коррупции можно выделить два традиционных вопроса:
Что выступает предметом исследования в психологии коррупции?
• 
Как добиться научной достоверности и объективности знаний, полученных в про-
• 
цессе исследования?
Для ответа на вопрос относительно предмета данного исследования, на наш взгляд, 
необходимо применение категориального анализа. Как отмечают философы В. И. Разумов 
и В. П. Сизиков, категории — суть особые когнитивные единицы, обеспечивающие процессы 

---

60
переноса знаний в многодисциплинарных исследованиях [10]. М. Г. Ярошевский утверждал, что 
именно категориальный аппарат психологии определяет «зону и направленность видения эмпи-
рически данного», и что «предмет психологии дан в системе ее категорий» [19]. Он определяет 
категориальный анализ как «анализ форм психологического познания, логики разработки в кон-
кретных общественно-исторических условиях основных проблем, объяснительных принципов 
и категорий психологии» [21]. Три категориальные, по выражению М. Г. Ярошевского, проблемы 
психологии — психофизиологическая, психогностическая и психосоциальная — и образуют 
главные блоки целей и программ психологического исследования. Именно в исследованиях 
М. Г. Ярошевского было убедительно показано, что отдельные категории «образ», «мотив», 
«действие», «отношение», «личность» явно недостаточны для построения адекватной кар-
тины психического. Поэтому инвариантное ядро психологии образуют категории, принципы, 
проблемы. Будучи внутренне связанными между собой, категории образуют не простой кон-
гломерат, а систему, «сетку» — категориальный строй. Вопрос о том, какие именно категории 
лежат в основе системы конкретной науки и как соотносятся ее различные компоненты, подлежит 
детальной сравнительно-исторической разработке [21, с. 41–43].
Категориальная система психологии получила дальнейшее развитие в трудах 
А. В. Петровского и М. Г. Ярошевского [9]. Они выделили 24 основные категории, а затем 
расширили систему до 35 категорий. При этом важно для нашего исследования подчеркнуть 
появление такой категории как «Субъект». Именно коррупционное или антикоррупционное 
поведение субъекта государственной власти в нашей интерпретации выступает в качестве 
предмета исследования психологии коррупции. Как отмечает В. В. Знаков, «сегодня в рос-
сийской психологической науке категория субъекта играет системообразующую роль» [4]. 
Выделение категории субъекта в качестве предмета исследования коррупционного поведения 
позволяет таким образом рассматривать данное явление системно, что сообразуется с онто-
логической сущностью коррупции как системного явления.
Система категорий, «развиваясь исторически, позволяет осмыслить изучаемое явление 
не только глобально, но также в его специфических характеристиках, отличающих одну область 
знания от всех остальных» [9, с. 124]. При этом следует иметь в виду, что «в каждой области 
научного знания эти категории раскрываются с определенной точки зрения, поэтому в любой 
науке они должны быть специфицированы, то есть в них должен быть выявлен именно тот 
аспект, который является предметом данной науки» [5].
Специфика предмета юридической психологии определяется общественно необхо-
димым и личностно опосредованным взаимодействием субъекта с системой права. С этой 
точки зрения и взяткодатель, и коррупционер в равной степени являются субъектами права 
и несут юридическую ответственность за противоправное действие. Поэтому некорректно 
рассматривать в структуре коррупционного поведения только, скажем, коррумпированного 
чиновника. В психолого-юридическом взаимодействии обе стороны продуцируют необхо-
димые атрибуты противоправной ситуации. В то же время государственный служащий, как 
представитель государственного аппарата, является уполномоченным лицом, и за нарушение 
закона он обязан подвергнуться более строгому наказанию. Юридическая психология изучает 
феномен коррупции с точки зрения поведения субъекта власти в системе категорий «Мотив», 
«Деятельность», «Личность», «Правосознание», «Умысел», «Объект преступления», 
«Субъект преступления» и др. Феномен коррупционного поведения субъекта власти невоз-
можно описать без использования понятийного аппарата психологии личности («самоот-
ношение», «Я-концепция», «мотивация», «ценности», «смыслы» и др.), социальной 
юридической психологии («социальные установки», «криминальные нормы», «групповые 
эффекты», «социальные стереотипы», «организованная преступная группа» и т. д.).

---

61
Таким образом, специфика предмета психологии коррупционного поведения госу-
дарственных служащих заключается в том, что объекты исследования выступают в качестве 
результата взаимодействия субъектов в юридически релевантной ситуации.
На операциональном уровне исследование коррупционного поведения требует вве-
дения новых понятий и определений. Концепция психологического исследования корруп-
ционного поведения базируется на системе таких основных понятий как «коррупционное 
поведение», «коррупционное давление» и «антикоррупционная устойчивость».
Мы предлагаем следующие операциональные определения этих понятий: