Незаменимые книги для родителей

Сердечность
8. Сердечность заразительна
ЗАБОТА И ЕСТЬ СЕРДЕЧНОСТЬ – вот мой девиз. Осенью 2002 года мне позвонил лечащий врач моей мамы, сказал, что ее госпитализировали. Маме тогда был уже 91 год, она много лет болела и не вставала на ноги. А незадолго до ухудшения начала постоянно принимать антибиотики, потому что организм не мог справиться с инфекциями мочевыводящих путей. Я испугалась и немедленно вылетела в Палм-Дезерт, чтобы навестить маму в больнице Эйзенхауэр. Мама казалась совсем крошечной на огромной больничной койке, но как она рада была меня видеть! Она, как и всегда, очень тепло улыбалась. Казалось, что уже все потеряно. Врач предложил перевести ее в дом престарелых с хосписом. Я тогда и не знала, что хоспис – это отделение паллиативной медицины для неизлечимо больных. «Там ухаживают за пациентами, – пояснил доктор, – без особого медицинского вмешательства». Казалось бы, идеальное решение для человека в столь пожилом возрасте. Мне пообещали позаботиться о маме.
Когда ее разместили в хосписе, я улетела домой. Несколько недель спустя моя дочь Энн решила навестить бабушку. У Энн с бабушкой всегда были особенные отношения. Дочь после учебы отправилась в Красноярск, чтобы своими глазами увидеть родину моей мамы. Две другие внучки тоже с ней дружили – да и разве могло быть иначе? Я никого не встречала добрее и заботливей моей мамы. Я старалась всюду брать ее с собой, хоть это и было нелегко. В пожилом возрасте она толком не могла передвигаться: рассеянный склероз с преимущественной локализацией в нижних конечностях. Сначала ходила с тростью, потом на ходунках, потом вовсе перестала ходить. Энн, Сьюзен и Джанет хотя бы раз в год ездили в Палм-Дезерт навестить бабушку, жившую с моим братом Ли. Все вместе катались на гольф-каре. Прекрасно осознавали, что бабушка больна, а потому старались найти для нее время, писали ей письма, постоянно звонили. Я научила дочерей с любовью и добротой относиться ко всем людям, но особенно к пожилым. Я дала им понять: каждый человек важен, несмотря ни на что, и я старалась быть образцом для подражания. Но мы об этом не разговаривали.
В хосписе Энн увидела противоположность доброте и сердечности. Она услышала стон и плач пациентов. Обычно люди в больнице не плачут. Что-то явно пошло не так. Дочь кинулась искать свою бабушку – и нашла ее. В ужасном состоянии. А вот медсестры на глаза не попадались. Персонал просто отошел в сторону, ничего не делая и не обращая внимания на происходящее. (Должна сказать, нам просто не повезло: обычно в хосписах намного лучше!) Энн это не понравилось: допустить такого обращения со своей бабушкой моя дочь не могла. И она взяла дело в свои руки: вызвала «Скорую», и та приехала через шесть минут; сказала бригаде: бабушка умирает, ее надо вернуть в Эйзенхауэр, она обезвожена и нуждается в неотложной медицинской помощи. Медперсонал смотрел на происходящее ошеломленным взглядом. Но никто ничего не сказал, когда мою маму вывозили из здания. «Это вы называете уходом? Разве так обращаются с пациентами?» – не унималась моя дочь.
В больнице бабушке поставили капельницу для быстрой гидратации, а еще покормили. Она давно не ела и не пила, стоит ли удивляться, что она вообще ничего не соображала? В какой-то момент ей стало лучше и показатели были обнадеживающими, но Энн работала в «неотложке» в многопрофильном стационаре Сан-Франциско, а потому знала, что это еще не победа. Для начала она уволила прежнего доктора, отправившего нашу бабушку в хоспис, и наняла двух других. Новые врачи поменяли лекарственный режим, и маме стало намного лучше всего за пару дней. Она пришла в себя, снова заговорила. Возникла другая проблема: уход за мамой после того, как ее выпишут. Нам же надо было как-то проследить, чтобы подобное больше не повторилось. Вот только мы жили у залива Сан-Франциско, и следить за всем с расстояния в сотни километров было как-то несподручно.
Мама нуждалась в ком-то из членов семьи, кто мог бы проконтролировать работу медиков. Сама она на это не была способна. Энн у нас всегда была смышленой и придумала план. Нужно было перевезти маму к нам, вот только за найм кареты «Скорой помощи» на такое расстояние пришлось бы выложить мешок денег. И тогда дочь решила, что мы и сами сможем ее перевезти, взяв с собой капельницу и лекарства. В больнице пришли в ужас. «Вы собираетесь везти пациента почти тысячу километров в обычной машине? Это же опасно!» «Не опаснее больницы, где всем на всех плевать!» – парировала Энн. Она придумала способ перевозки, взяла на себя ответственность за лекарства, затем арендовала фургон и носилки. Несколько дней спустя в пять утра мы выехали на федеральную трассу № 5 и отвезли маму из Палм-Дезерта прямиком в дом престарелых в Лос-Альтосе. На дорогу ушло восемь часов, но мама прекрасно себя чувствовала. Я заранее позвонила в больницу и спросила, смогут ли они принять нашу старушку, и они согласились, хотя там была очередь на госпитализацию. Медперсонал поразился, услышав нашу историю.
Новый дом престарелых в Лос-Альтосе оказался просто великолепен. Разные мероприятия каждый день, ЛФК, специальное время для общения и отличный уход за пациентами. Мы всей семьей пришли к бабушке в гости на День благодарения и до сих пор о нем вспоминаем – а разве это бы случилось, не догадайся Энн вмешаться? Мама прожила еще два года и умерла в 93. Доброта, сострадание и настойчивость моей дочери спасли ей жизнь. Энн придумала необычный способ спасти бабушку, ей даже пришлось ради этого взять неоплачиваемый отпуск на две недели. Доброта в целом ей присуща и проявляется не в словах, а в делах. Энн была весьма заботливым ребенком, внимательно относилась к другим, беспокоилась о самом маленьком котенке в помете, о собаке со сломанной лапкой, о детях, у которых не было друзей. В садике малышам задали вопрос: «За что вы хотите сказать спасибо?» – и Энн написала на своем листке: «Спасибо за Кендзи» (ее друг). Из нее вышла очень заботливая мама.
Эмпатия и доброта всегда были частью моего мировоззрения. Уже много лет спустя я поняла: самим своим поведением, книгами, которые я читала вслух, выбираемыми мной детскими и не только передачами я неосознанно учила дочерей сочувствовать, благодарить, прощать. Наверное, я так делала потому, что в детстве много слышала от родителей об их тяготах и невзгодах, о погромах в России; а может, из-за гибели маленького Дэвида. Причина не так уж и важна; главное, душевное тепло, забота и эмпатия стали частью меня самой.
Энн хорошо усвоила мои уроки – как и Сьюзен с Джанет. Все они после учебы постарались принести миру и людям пользу. Старшая дочь отправилась в Индию, средняя – в ЮАР, причем по своему желанию: я им ничего такого не предлагала. Еще во время учебы в колледже Энн трудилась волонтером в «неотложке» местной больницы, и шок от проблем пациентов лишь укрепил ее стремление помогать им. Больные нередко не могли за себя заступиться: им попросту не хватало сил потребовать правильного лечения. Потом она работала в многопрофильном стационаре Сан-Франциско и университетской больнице Стэнфорда, думая стать врачом. В конце концов решила, что сможет достичь большего вне стен смотрового кабинета. Энн хотела учредить службу поддержки пациентов, которая помогала бы тяжело больным людям добиваться качественного медицинского обслуживания. Энн видела: доброты и заботы в больничных стенах не хватает. Не то чтобы врачи и медсестры были равнодушны, скорее слишком много работали и у них попросту не хватало времени позаботиться обо всех. Люди идут в медицину, чтобы творить добро, вот только в плотном графике не остается места доброте. Нынче это большая проблема.
Однако в итоге Энн замахнулась на еще более грандиозный проект. Она основала компанию, занимающуюся ДНК-тестированием, чтобы дать пациентам во всем мире шансы разобраться в своем здоровье. Тот, кто понимает свои генетические особенности, имеет возможность предотвратить множество заболеваний. Сейчас, будучи учредителем и генеральным директором 23andMe, моя дочь открывает миллионам людей глаза на правду об их организме, исходя из принципа: сам о себе не позаботишься – никто не позаботится. Она продолжает бороться за доступ каждого к медицинскому обслуживанию высочайшего класса. Больше всего ее беспокоила бывшая свекровь Геня Брин, страдавшая болезнью Паркинсона. Один из первых проектов Энн заключался в совместном с Фондом Майкла Дж. Фокса исследовании этой болезни и поиске метода лечения. Компания не так давно опубликовала крупнейшее на сегодняшний день метаисследование⁴⁹ по теме.
У меня вопрос: а современных детей учат доброте?
Какой же они видят образец для подражания в этих ежедневных новостях о рейдах на нелегальных иммигрантов, о том, как младенцев и детей забирают у родителей, о том, как толпы людей, пытающихся попасть в США, вынуждены по несколько дней стоять на границе? Надеюсь, все родители, независимо от их политических взглядов, могут проявить сочувствие к иммигрантам и побеседовать с детьми об этой проблеме. Результаты исследований, однако, говорят об обратном.
Ученые из Гарвардской высшей педагогической школы опросили десять тысяч детей в рамках проекта «Забота как общая ценность» (англ. Making Caring Common Project) – инициативы, направленной на воспитание заботливого, участливого и социально-ориентированного поколения; выяснилось: для 80 % детей главная цель в жизни – личный успех и счастье, и лишь 20 % сказали, что больше всего заботятся о других. Еще один результат исследования: «В три раза больше молодых людей согласны, чем не согласны, с этим утверждением: родители скорее будут гордиться моими хорошими оценками, чем полезной общественной деятельностью». Обескураживает как-то. Мичиганский университет выяснил, что после 2000 года уровень эмпатии среди студентов американских вузов неуклонно стремится вниз⁵⁰. Один из моих коллег-учителей пришел к аналогичному выводу, проведя неформальный опрос учащихся в государственной школе, где он работает. Он попросил поднять руки тех детей, кто в своей жизни имел дело с какой-либо из ценностей системы 5С.
Самодоверие – лес рук. Хороший знак! Самоуважение и самостоятельность – половина. Сотрудничество – около двух третей. Сердечность? Ноль.
Родительская гиперопека привела к тому, что о важности доброты все как-то позабыли. Многие отцы и матери ставят выше всего успех. Главной целью становится достижение детей, а главным страхом то, что без родительской помощи они ничего не добьются. Люди убеждены, если ребенок в чем-то претерпел неудачу, у него в принципе ничего не получится; ребенку это вредит, да и родителям ничего, кроме лишней тревоги, не дает. Промах ребенка – провал его родителей. Как можно такое допустить?
Доброта и сердечность отошли на второй план, а то и вовсе пропали из поля зрения. Мама-«тигрица» Эми Чуа обмолвилась в нашей пресловутой беседе в мексиканском городе Пуэбла, что вопросы доброты и счастья ее никогда не волновали. Ее вообще ничего не волновало, кроме достижений дочерей. Но все имеет свою цену, в том числе чрезмерное стремление к личному успеху и совершенству. У такого родителя растут не дети, а бездушные нарциссы. Конечно, никто не ставит перед собой задачу превратить ребенка в эгоиста, но так уж получается. Просто ему не хватает ни времени, ни сил подумать о других, ведь приходится отдаваться работе над своими достижениями. А если у ребенка что-то не получается, то он лишается любви и заботы своих родителей.