24. Олигодендроглиома
опухоль центральной нервной системы
Был вечер воскресенья, и на следующий день мне предстояло
оперировать трех пациентов с опухолями мозга: женщину моего возраста с
медленно
растущей
менингиомой;
более
молодого
врача
с
олигодендроглиомой (я оперировал его несколькими годами ранее, но
опухоль снова дала о себе знать, и мы оба прекрасно понимали, что в конце
концов она убьет его); а также пациента, доставленного на «Скорой
помощи», которого я еще не видел. Я подкатил велосипед к двери в
больничный подвал, расположенной возле мусорных контейнеров, к
которым периодически выбегали покурить медсестры. Замок, судя по
всему, вечно сломан, так что я могу войти в здание, на грузовом лифте
подняться вместе с велосипедом, оставить его в подсобке при
операционной и отправиться на обход. Первым делом я пошел в женскую
часть отделения, чтобы повидать пациентку с менингиомой. В коридоре я
встретил одну из старших медсестер, с которой мы дружили уже многие
годы. На ней было пальто – должно быть, дежурство закончилось и она
собиралась домой. Она шла, еле сдерживая слезы.
Я взял ее за руку.
– Это безнадежно! – воскликнула она. – У нас страшная нехватка
персонала, а единственные, кого удалось заполучить, – медсестры из
агентства, от которых больше вреда, чем пользы. А потом в новостях
показывают сюжеты про ужасный больничный уход… Но мы-то что можем
сделать?
Я взглянул на белую доску, висевшую на стене рядом с сестринским
постом: на ней был список всех пациентов отделения. Поскольку мест не
хватает, пациентов постоянно переводят из одной палаты в другую, так что
доска редко отражает актуальную информацию и найти конкретного
человека зачастую непросто. Фамилию своей пациентки я в списке не
увидел. Стоявшие возле меня медсестры громко болтали и смеялись –
насколько я мог слышать, тема их разговора не была связана с пациентами.
– Где миссис Коудрей, пациентка, у которой завтра операция? –
спросил я.
Одна из временных медсестер окинула меня беглым взглядом и
достала из кармана листок, на котором был напечатан список пациентов.
Неуверенно посмотрев на него, она пожала плечами и что-то промямлила.
– Кто за старшего? – спросил я.
– Крис.
– Где она?
– У нее перерыв.
– У вас есть какие-нибудь догадки, где может быть миссис Коудрей?
– Нет. – Она снова пожала плечами.
Тогда я пошел в мужскую часть отделения: там есть несколько
боковых комнат, куда изредка помещают пациенток.
Я увидел медсестру, которую, к своему облегчению, узнал. Как и у
многих сестер филиппинского происхождения (а для нашей больницы это
не редкость), ее дружелюбная и мягкая манера обращения с больными была
выше всяких похвал.
– А, Гильберт! – сказал я, радуясь тому, что наконец-то заметил
знакомое лицо. – Случайно, не здесь моя пациентка с менингиомой? Ее еще
завтра должны оперировать.
– Простите, мистер Марш, но нет. Только двое мужчин. Может быть,
стоит поискать в отделении неврологии?
Я воспользовался ее советом и двинулся к отделению неврологии.
Недавно больничное руководство по известной лишь ему одному причине
превратило половину женской части нейрохирургического отделения в
отделение для пациентов с инсультом, в связи с чем наших пациенток
перевели в отделение неврологии, размещавшееся этажом выше. Я
поднялся по лестнице; дверь была закрыта, а свой магнитный пропуск, как
выяснилось, я оставил дома, так что пришлось позвонить. Я прождал
довольно долго, прежде чем замок зажужжал и дверь открылась. За ней
начинался коридор с желтыми стенами, по одну сторону которого
располагались больничные палаты – в каждой по шесть коек, плотно
прижатых друг к другу, словно стойла в коровнике.
– У вас, случайно, нет кого-нибудь из моих пациентов, которым
назавтра назначена операция? – с надеждой спросил я высокого медбрата,
оказавшегося на сестринском посту.
Он глянул на меня с подозрением.
– Я мистер Марш, старший нейрохирург, – сказал я, раздраженный
тем, что меня не узнают в собственной больнице.
– Бернадетт, старшая медсестра, должна знать. Она сейчас с
пациентом в душевой, – ответил он скучающим голосом.
Итак, я ждал до тех пор, пока Бернадетт в огромных белых резиновых
сапогах и полиэтиленовом фартуке не появилась из душевой, поддерживая
старую скрюченную женщину, передвигающуюся с помощью ходунков.
– А, мистер Марш! – улыбнулась она. – Вы снова вышли на охоту за
своими пациентами? Сегодня у нас никого нет.
– Безумие какое-то. И зачем я вообще этим занимаюсь. Я убил
двадцать минут – и все ради чего? Чтобы в итоге не найти одну-
единственную пациентку. Может, она просто не появилась сегодня, вот и
все.
Бернадетт одарила меня сочувственной улыбкой.
Второй пациент – тот, что был врачом по профессии, – сидел за одним
из столов на балконе между мужским и женским отделением и работал за
ноутбуком.
Изначально это крыло здания, построенное десять лет назад, должно
было быть больше, чем вышло в конечном счете. Его возвели на деньги
частной финансовой инициативы
[6]
, в свое время поддержанной
правительством, и, как часто бывает в таких случаях, планировка здания
оказалась скучной и неоригинальной. Кроме того, строительство влетело в
копеечку: как показала практика, это весьма дорогостоящий способ
возведения общественных зданий средней руки. Некоторые даже считают,
что частная финансовая инициатива – экономическое преступление, за
которое, однако, некому отвечать. Теперь-то понятно, что она стала таким
же порождением помешанной на займах культуры, как и обеспеченные
долговыми обязательствами облигации, кредитный дефолтный своп и
прочие финансовые махинации, из-за которых мы оказались на грани
разорения.
От многих частей здания, предусмотренных архитектурным проектом,
в итоге пришлось отказаться, благодаря чему в отделениях появились
большие необычные балконы. Они могли бы скрасить пребывание
пациентов в больнице, но руководство испугалось, что возрастет число
самоубийств. Пациентам и персоналу запретили выходить на балконы, а
ведущие туда стеклянные двери были заперты. Пришлось потратить
несколько лет на агитационную кампанию и на сбор благотворительных
средств (они затем перекочевали на счет частной фирмы, построившей
здание и владевшей им), чтобы с помощью стеклянных балюстрад сделать
хотя бы некоторые балконы «защищенными от самоубийц». После этого
мне удалось разбить на огороженной территории небольшой садик. Он
оказался чрезвычайно популярным и среди больных, и среди персонала:
в погожий летний денек практически все койки в отделении пустовали, и
пациенты вместе с родственниками высыпали на балкон, где проводили
весь день, укрытые пляжными зонтами и окруженные зеленью.
Пациент, которому недавно перевалило за сорок, работал хирургом-
офтальмологом. Этот добрый и кроткий мужчина – а хирурги-
офтальмологи чаще всего именно такими и бывают – выглядел моложе
своих лет. Я знал, что у него трое маленьких детей. Работал он на севере,
но решил лечиться подальше от родной больницы. Пятью годами ранее он
перенес одиночный эпилептический припадок, и томография мозга
обнаружила опухоль справа в затылочной области. Я удалил большую
Do'stlaringiz bilan baham: |