Методическое пособие по дисциплине «Философия» для студентов всех направлений/ С

№2 Как связано, по мысли авторов текстов, признание 
бессмертия души с вопросами ценности человека и смысла его 
жизни? Насколько мнение авторов соответствует истине? 
Александр Иванович Введенский «Судьба веры в Бога в борьбе с атеизмом».
Атеист всегда отрицает бессмертие души. Но если в человеке нет бессмертной пуши, то 
чем же он отличается от животных? Ровно ничем. Он только самое умное животное, 
обращаться с которым надо с особой осторожностью и с особым тактом. Но по существу, 
в нем нет ничего священного сравнительно с животными. А если так, то нет ни малейших 
нравственных оснований относиться к людям иначе, чем к животным; нужно только быть 
с ними осмотрительнее, чем с животными. Но с нравственной точки зрения тогда все 
позволено относительно людей. Позволительно всякого человека эксплуатировать с 
такой же бесцеремонностью, как и любое животное; позволительно усыпить его 
насмерть, когда он слишком стар или безнадежно болен, как это часто делают для своего 
удобства с собаками; позволительно даже употреблять в пищу его мясо; поэтому 
позволительно издать декрет, который предоставил бы право населению голодающих 
мест - впредь до подвоза хлеба - безнаказанно питаться мясом маленьких детей и всех 
тех, кто по своему возрасту или состоянию здоровья уже бесполезен для государства. Но 
чуткая совесть бунтуется против такого приравнивания человека к животному. Поэтому 
она бунтуется и против атеизма с его отрицанием бессмертия души. 
Конечно, сказанное еще не означает, чтобы всякий атеист непременно относился к 
людям, как к животным. Напротив, либо по врожденной ему доброте и жалостливости, 
либо по привычке, с детства внушенной ему его воспитанием и поддерживаемой 
примером окружающих людей, он может считать человека как будто чем-то священным
сравнительно с животным и даже уважать всякую человеческую личность как будто что-
то ценное само по себе, независимо от наших выгод и удобств. Но это будет столь грубой 
непоследовательностью в его миросозерцании, что у человека с чуткой совестью атеизм 
может быть всего лишь временным явлением. Ведь чуткая совесть не только дает нам 
возможность правильно распознать добро и зло в наших поступках, но еще помогает нам 
чувствовать всякую непоследовательность в наших мыслях. Поэтому люди с чуткой 
совестью на некоторое время могут увлечься атеизмом; впоследствии же они 
обязательно возвращаются к вере в Бога. Атеистами же на всю жизнь могут оставаться 
только либо те, кто легко переносит в своем миросозерцании всякую 
непоследовательность и всякую нелогичность, либо те, кто в человеке не ценит человека, 
а относится к людям с таким же презрением, как к животным.
Лев Михайлович Лопатин «Теоретические основы сознательной нравственной 
жизни»
. Свобода человеческой воли и нравственная разумность мировой жизни - таковы 
два коренные предположения этики, насколько она должна быть объективным знанием о 
действительном назначении человека. Только при них нравственный идеал становится 
подлинным долгом, т.е. неотменною целью деятельности всякого разумного существа. И 
мы знаем уже, какое содержание получит этот идеал, если мы поверим, что вся 
вселенная есть реальное воплощение свободного творчества духа. Оно может 
заключаться лишь в признании бесконечного достоинства 
всего духовного 
как верховного 
источника и последней задачи всего, что существует. Мир, если он создание свободы и 
разума, должен носить в себе цель, и этой цели ни в чем другом без противоречия 
положить нельзя, как в согласном осуществлении и бесконечном совершенствовании 
того, что имеет в себе настоящую, исполненную действительного творчества жизнь. 
Человеческая душа 
есть то 
бесконечно ценное 
в себе, пред чем бледнеет значение всех 

---

289 
других вещей. Христос спрашивал: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, 
а душе своей повредит?» Если мы хотим, чтобы наша деятельность отвечала 
внутреннему, независимому от нас смыслу жизни, мы должны всегда помнить о 
несравнимом превосходстве человеческой личности над всею остальною природою. 
Истинная нравственность начинается лишь там, где человек на человека всегда смотрит 
как на цель и никогда только как на средство для иных посторонних, признанных 
высшими целей… 
Если определяющий принцип нашей жизни в бесконечной цене человека и если 
нравственный миропорядок не пустая иллюзия (а без него нет объективной этики), тогда 
и вселенная так устроена, чтобы человек мог в ней выполнить свое высшее назначение. 
Но едва мы выскажем этот вывод, подымается неустранимое недоумение: отчего же 
законы добра так бессильны над реальною жизнию человечества, отчего их 
действительное торжество встречает такие неодолимые препятствия и внутри и вне 
человека? В самом деле, рядом с бесконечными задатками добра в каждом из нас 
заключены бесконечные возможности зла. Человек носит в себе глубокое, неистребимое 
противоречие, он как будто разрывается противоположными силами… Поэтому для 
идеала не может быть 
всецелого, 
иначе сказать - настоящего, осуществления в 
человеческих действиях. Самая праведная жизнь есть только неутомимое приближение к 
тому, что навсегда остается бесконечно далеким. Получается разительная 
несообразность: смысл человеческого бытия состоит в выполнении того, чего нельзя 
выполнить. 
Еще более явное противоречие замечается между безусловною постановкою 
законов добра в нашем сознании и их несомненным безвластием над внешнею судьбою 
людей. Нет наблюдения более очевидного, как совершенное равнодушие процессов 
природы к нравственному достоинству человека…. Если еще можно с некоторым 
правдоподобием доказывать, что всякое зло 
казнится 
на земле (хотя и такое обобщение 
будет иметь смысл весьма относительный), - едва ли кто решится настаивать, что всякое 
добро на земле вознаграждается…
Один из величайших диалектиков во всей человеческой истории Кант - 
внимательно остановился на этих противоречиях, и единственное их примирение он 
видел в постулате 
бессмертия души…
Если человек есть цель в себе, если его 
внутреннее существо имеет бесконечную цену, это должно отражаться на его бытии. 
Тогда его нельзя уже рассматривать лишь как преходящее звено явлений нравственно 
безразличных: вечное достоинство человеческой личности подразумевает ее вечную 
реальность. Мы вынуждены думать, что человек лишь одною стороною своего 
существования принадлежит к чувственному феноменальному миру, другою стороною (и 
тою именно, в которой заключена его подлинная сущность) он связан с миром 
сверхчувственным, вечным, в котором требования добра совпадают с законами участи 
всякой индивидуальной души.