Человеку свойственно бояться перемен. Мы
ощущаем беспокойство,
даже если предстоят изменения к лучшему, например повышение по
службе, новоселье или отпуск. Все, что выбивает нас из привычной колеи,
включает в древнем мозге сигнал тревоги, и он предупреждает,
что мы
вступили на чужую территорию, которая не исследована и не нанесена на
карту, и за каждым поворотом может подстерегать опасность.
Желание не сходить с проторенной тропинки наблюдается даже у
маленьких детей. Когда нашей дочери Лии было два с половиной года, мы
решили, что пора перевести ее в новую кроватку, а старую отдать
младшему брату Хантеру, который как раз вырос из своей колыбели. У
старой кровати Лии имелось специальное ограждение высотой пятнадцать
сантиметров, защищавшее ребенка
от падения во сне, но не на всю длину
спального места.
Когда Лия первый раз проснулась на новом месте, мы услышали
знакомый крик:
– Папа! Папа! Мама! Мама!
Мы пошли к ней в комнату и увидели,
что дочь стоит на коленях,
положив руки на невысокое ограждение.
– Подними меня! – попросила она точно так же, как в колыбели с
полуметровыми бортиками. Ее беспомощность поставила нас в тупик. Она
легко могла перелезть через планку или спуститься в той части кровати,
где ограждения не было вообще.
– Лия! – сказали мы с энтузиазмом. – Теперь ты можешь вылезать сама!
– Нет, не могу, – заявила она, выпятив нижнюю губу. – Я застряла.
– Посмотри сюда, – взмолились мы, прикасаясь к той части кровати, где
не было перекладины. – Можно слезть вот здесь!
Но дочь продолжала стоять на коленях и не двигалась. В конце концов
нам пришлось встать на кровать вместе с ней и показать,
что нужно
сделать. Только после этого она последовала нашему примеру, перестала
сопротивляться изменениям и слезла с постели.
В вечерних новостях мы видели более драматичное проявление этого
страха. По местному телеканалу рассказывали о маленьком мальчике,
который страдал от тяжелой формы врожденного иммунодефицита. Эта
болезнь поражает иммунную систему и
делает человека беззащитным
перед бактериями и вирусами. С трехмесячного возраста он жил в особой
камере, которая защищала его от смертоносных микробов. В палате
дежурили родители, но ребенок был отделен от них пластмассовой стеной.
Они могли прикоснуться к нему только через специальные отверстия с
длинными стерильными перчатками.
Вскоре после пятого дня рождения мальчику успешно пересадили
костный мозг. Врачи провели многочисленные исследования и пришли к
выводу, что его иммунная система достаточно
окрепла и он может
покинуть свой стерильный мир.
В день освобождения камеру открыли. Мать и отец, вне себя от счастья,
протянули руки к сыну: впервые за пять лет у них появилась возможность
поцеловать и обнять его. Но, ко всеобщему удивлению, мальчик вжался в
заднюю стенку своего пузыря. Родители звали его, но он не двигался с
места. Наконец, отец залез внутрь и вынес его на руках. Оглядевшись,
маленький мальчик начал плакать. Он всю свою жизнь прожил в камере
размером
два с половиной на три метра, и палата показалась ему
громадной. Родители обнимали и целовали его, но он не привык к
физическому контакту и отворачивался от них.
Последнюю серию этой истории сняли примерно через неделю.
Ребенок постепенно осваивался с новой жизнью вне пузыря. Но было
очевидно, что в день освобождения страх столкнуться с
неизвестным был
сильнее, чем желание обнять родителей и исследовать остальной мир.
Этот мальчик прожил в своей камере пять лет. Пары, с которыми мы
работаем, живут внутри ограничивающих, не дающих расти отношений
год, десять, двадцать лет, даже полвека.
Совершенно естественно, что
люди неохотно меняют поведение, к которому привыкли.
Do'stlaringiz bilan baham: