Лекции по древней русской литературе. — Л. Издательство лгу

ФормЪі летописного повествования
Весь повествовательный летописный материал, по моим на­
блюдениям, относительно четко делится на пять групп: 1) погод­
ная запись; 2) летописное сказание; 3) летописный рассказ; 
4) летописная повесть; '5) ’документы из княжеских архивов: 
договоры, уставные грамоты (эта группа литературного значе­
ния не имеет).
Погодная запись — древнейшая форма летописного повество­
вания. По объему погодная запись невелика. Предельная крат­
кость изложения — наиболее характерный ее внешний признак. 
Погодная запись вводится в повествование обычно традиционной 
формулой: «В лето 6505», «В лето 6506» и т. д.; если погодные 
известия читаются подряд под одним и тем же годом, то отде­
ляются одно от другого формулами: «Того же лета», «Сего же 
лета», «В то же время», «Тогда же», «Потом же» и пр.
У погодной записи своя особая сфера повествования: она ре­
гистрирует смерть того или иного князя, митрополита, игумена; 
рождение у князя сына или дочери, основание церкви, те или 
иные стихийные бедствия: пожары, -засуху, землетрясенья, поло­
водья и пр.; те или иные явления природы: солнечное затмение, 
появление кометы; отмечает погодная запись и отдельные поли­
тические события (военные походы князей), но значительно 
реже. Как правило, сфера погодных известий — единичные фак­
ты, интересные с точки зрения летописца и заслуживающие упо­
минания, но не требующие подробного изложения в форме раз­
вернутого рассказа.
Основное литературное качество погодного известия — доку­
ментальность. Видно, что летописец озабочен только одним: воз­
можно точнее и короче зарегистрировать определенный факт, не 
входя в подробности, или просто ненужные, или ему неизвест­
ные. Отсюда характерная прОтокольность изложения, фактогра- 
фичность (точно указывается дата события, не только год, но 
часто и месяц, и день; место происшествия; обстоятельно пере­
числяются все участвовавшие в нем лица — по именам).
В стилистическом отношении погодная запись аморфна, она 
совершенно лишена художественной формы и эмоциональности. 
Приведу примеры погодных записей в «Повести временных лет». 
П од 911 г.: «Явися звезда велика на западе копейным образом». 
Под 966 г.: «Вятичи победи Святослав и Дань на них възложи».
Ш

---

Под 973 г.: «Нача княжити Ярополк». Под 1001 г.: «Преставися 
Изяслав, отецъ Брячкславль, сын Володимеръ». Под 1017 г.: 
«Ярослав иде в Киев, и погоре церкви». Под 1028 г.: «Знаменье 
змиево явися на небеси, яко видети всей земли». Под 1029 г.: 
«Мирно бысть». Под 1124 г.: «“Земля потрясеся мало, и падеся 
церкви великия святаго Михаила у Переяславли, мая в 10 день, 
юже бе създал и украсил блаженный епископ Ефрем».
Летописное сказание — устно-поэтического 
происхождения, 
и в этом его основное литературное качество. Сказание — устное 
историческое предание в «книжной», литературной- переработке 
летописца. К этой форме повествования летописец обычно при­
бегал, когда у него под руками не было более достоверного ма­
териала. Вот почему сказание и занимает в «Повести временных 
лет» такое большое место в той ее части, где излагаются собы­
тия, летописцу несовременные, события далекого прошлого — 
X , IX вв. и более ранние.
Излагая эти события, летописец мог опереться только на один 
основной источник — на устное историческое предание, отбирая 
из него то, что казалось ему заслуживающим внимания.
Устно-поэтическое происхождение ряда летописных сказаний 
«Повести» не подлежит сомнению. Предания об основании Кие­
ва, о призвании князей, о взятии Олегом Царьграда, о смерти 
Олега, о походах Игоря на Грецию, о смерти Игоря и мести 
Ольги древлянам, о князе Святославе, о Владимире и пр. — все 
они обнаруживают свое явно устное поэтическое происхождение, 
быть может, даже песенное.
Олег у летописца с легкостью, типичной для сказочного ге­
роя, преодолевает все препятствия на своем пути: он без боя 
берет Смоленск, Любеч; хитростью овладевает Киевом; не встре­
чая никакого сопротивления, побеждает древлян, северян и ради- 
мичей; идет походом на Царьград — греки не оказывают ему 
никакого сопротивления; Олег з'апугивает их хитростью (к ладьям 
он приказал приделать колеса и так, на колесах, въехал в Царь­
град), заставляет греков уплатить ему огромную дань. Мудрый 
и вещий, он не пьет вина, отравленного греками; наконец, уми­
рает, как и многие другие сказочные герои, неожиданно, в рас­
цвете сил от «вещего» прорицания — от укуса змеи.
Святослав у летописца — прежде всего воин, наделенный не­
обычайной силой и выносливостью. «Ходя воз по себе не возяше, 
ни котьла, ни мяс варя, но потонку изрезав конину ли, зверину 
ли или говядину на углех испек ядяше, ни шатра имяше, но 
подъклад постлав и седло в головах; тако же" и прочий вой его 
вси бяху. И посылаше к странам, глаголя: Хочю на вы ити...» ; 
он уже в раннем детстве обнаруживает храбрость; он тоже с лег­
костью, типичной для сказочного героя, побеждает, не встречая 
никакого сопротивления, вятичей, хозар, касогов, болгар («взя 
город 80 по Дунаеви») ; узнав о том, что печенеги осадили Киев, 
он «вборзе» садится на коня, неожиданно появляется в Киеве и
53

---

прогоняет печенегов обратно в «поле»; он — гроза для греков 
(«за малом бо бе не дошел Царяграда»). Наконец, гибнет он так 
же, как и многие эпические герои. Смерть его — кара за нару­
шение закона эпической морали: он матери своей ослушался и 
пренебрег советом своего старого воеводы.Свенелда.
Все летописные сказания этого типа — устно-поэтического 
происхождения. Но отсюда еще не следует, что все они проис­
хождения народного. Наряду с историческими преданиями, отра­
жающими народное (т. е. широких масс населения Киевской 
Руси) понимание того или иного исторического события, летопи­
сец, несомненно, не раз пользовался в поисках материала для 
себя и преданиями княжеско-дружинного происхождения и со­
держания. И этот княжеско-дружинный фольклор в составе 
«Повести» занимает большое место. Предание о призвании кня- 
зей-варягов, несомненно, княжеско-дружинного происхождения. 
Таково же и большинство сказаний, посвященных жизни и дея­
тельности князей Олега, Игоря, Ольги, Святослава, Владимира.
Изучая летописные сказания, необходимо принимать во вни­
мание не только их художественную форму, но и их содержание, 
ту точку зрения, с которой они рассматривают и оценивают 
исторические события. Только такой анализ того или иного лето­
писного сказания, в единстве его содержания и художественной 
формы, позволит нам раскрыть его действительное происхож­
дение.
Типичный пример княжеско-дружинного исторического пре­
дания— летописная биография Олега (рассказ о смерти Олега 
читается под 912 г.).
Типичные примеры народных преданий — рассказ о юноше- 
кожемяке (под 992 г.) и рассказ о белгородском киселе (под 
997 г.).
Народная тенденция предания о кожемяке легко обнаружи­
вается при анализе его содержания. Ремесленник-кожемяка по­
срамляет профессиональную дружину князя и спасает Русь от 
набега печенегов. Он совершает подвиг, которого не мог совер­
шить никто из дружинников князя Владимира.
Признаки устного происхождения летописного сказания о ко­
жемяке очень явственны — это поиски поединщика; затруднение 
Владимира (Владимир «тужит», что не может противопоставить 
печенежскому богатырю своего) ; появление старика, рассказы­
вающего Владимиру о своем меньшом сыне, неказистом на вид, 
но очень сильном (ср. с Иванушкой-дурачком русских сказок); 
борьба с исполином, победа меньшого сына и пожалование его.
Об устном происхождении этого сказания говорит и этимоло­
гия названия города «Переяславль»: он назван так будто бы в 
честь того, что юноша-кожемяка «переял славу» у печенежского 
богатыря в поединке. Событие отнесено летописцем к 992 г. 
В действительности Город этот существовал много раньше: он 
упоминается уже в договоре русских с греками (907 г.).
54

---

«Сказание о кожемяке» в составе «Повести временных- лет» 
свидетельствует о том, что личность князя Владимира уже в 
X I в. стала центром, вокруг которого-начали собираться разного 
рода предания и легенды.
«Сказание о белгородском киселе» — это типичный народный 
рассказ об обмане врагов хитростью.
Оба рассказа эти замечательны тем, что и там и тут герой — 
простой русский человек, своей личной инициативой освобож­
дающий Русскую землю от врагов.
Летописный рассказ прежде всего документален: за немно­
гими исключениями, в нем нет ничего выдуманного, сочиненного, 
«литературного». Он — прямое отражение реальной действитель­
ности. Это рассказ в буквальном смысле этого слова, обычно 
составленный по свежим следам события очевидцем или со слов, 
-очевидца. Как и всякий рассказ очевидца, он нередко отмечен 
печатью той непосредственности, которая так характерна для рас­
сказа, не претендующего, на литературность и преследующего 
цели простой информации. Своими отчетливыми «сказовыми» 
интонациями он порою производит впечатление устного расска­
за, только слегка «окниженного» в процессе записи: « .. .Изоимав- 
ше 
è 
[речь идет о половецких послах] Ярополци посадници на 
Л
окне, приведоша 
è 
к Ярополку, Ярополчи бо бяху посадници»; 
«В то же время Изяслав посла Киеву к брату своему Володи- 
миру, того бо бяшеть остави Изяслав в Киеве. ..»
Разумеется, перед нами отражение действительности не бук­
вальное. Рассказчик — не фотоаппарат. О том или ином событии 
он рассказывает так, как он его видел, как его воспринял и по­
нял. Рассказчик — человек своей эпохи, своего общественного 
положения и своей политической ориентации; все это, естествен­
но, не могло не сказаться на его повествовании: рассказ его всегда 
более или менее тенденциозен, всегда отражает идеологию того 
классового окружения, где он составлен и для которого со­
ставлен.
Д аж е сам способ изложения говорит о документальном ха ­
рактере летописного рассказа, и в этом рассказ очень близок 
погодной записи; как и погодная запись, он всегда строго факто- 
графичен (указывается дата события, обстоятельно перечис­
ляются все участвовавшие в нем лица), рассказу свойственна 
протокольная конкретность описаний, суховатая деловитость 
тона.
Некоторые рассказы в составе, например, Киевской летописи, 
продолжившей в X II в. «Повесть временных лет», в особенности 
же рассказы об Изяславе Мстиславиче, часто производят впе­
чатление делового отчета, военного донесения, до такой степени 
точно и обстоятельно излагают они положение вещей.
Так, рассказ под 1146 г. о походе Изяслава Мстиславича на 
Путивль и о погроме города в той своей части, где перечисляется 
захваченная Изяславом добыча, — типичный деловой отчет, не
55

---

пренебрегающий даже такой «прозой», как цифровые подсчеты: 
« .. .и ту двор Святославль раздели на 4 части, и ско.тьнице, 
бретьянице, и товар. . . и в погребех было 500 берковьсков меду, 
а вина 80 корчаг, и церковь святаго Възнесения всю облупиша, 
съсуды серебреныя, и индитьбе [престольные одежды], и платы 
служебныя, а все шито золотом, и каделнице две, и кацьи [руч­
ные кадильницы] и еуангелие ковйно, и книгы, и колоколы; и не 
оставила ничтоже княжа, но все разделили, и челяди 7 сот».
Или, допустим, рассказ под 1151 г. об обороне Киева; только 
очевидец, быть может лично принимавший участие- в обороне 
города, озабоченный прежде всего тем, чтобы ничего не пропу­
стить, все отметить, мог так описать это событие; рассказ позво­
ляет с полной отчетливостью представить себе во всех подроб­
ностях, как происходило дело: где находились князья, когда на­
чалась оборона города; какие меры были приняты ими, чтобы 
обеспечить ее эффективность; как были распределены силы и пр. 
Перед нами не столько рассказ, сколько документальный отчет 
о Еиденном.
Показательны в этой связи и некоторые мелкие детали собы­
тий в рассказах летописца — создателя Киевской летописи: 
время от времени они попадают в поле его зрения и отмечаются 
им наряду с остальными фактами, попутно, просто потому, что 
были ему известны или обратили на себя внимание. Так, напри­
мер, мы узнаем, что Игорь Ольгович, спасаясь от преследовате­
лей, попал в болото «и угрязе под ним конь, и не може ему яти, 
бе бо ногама болен» («и увяз конь его по брюхо, и не мог Игорь 
идти, так как ноги у него были больные») ; что черниговские 
князья, когда приехал к ним посол киевского князя Изяслава и 
потребовал четкого ответа, ничего ему не ответили, только пере­
глянулись и долго молчали; что Андрей Боголюбский, когда пал 
его любимый конь («комонь»), «жалуя комоньства его», прика­
зал его похоронить с воинскими почестями у реки Стырь; Юрий 
Долгорукий подошел к Киеву именно в тот момент, когда князь 
киевский Изяслав Мстиславич и дядя его Вячеслав Владимиро­
вич спокойно сели «обедати»; Святослав Ольгович «бе тяжек 
телом» и, когда вместе со своими союзниками потерпел пораже­
ние на Перепетовом поле, очень «трудился бе бежа»; Андрей 
Боголюбский, когда к нему с позором отправили назад его посла,, 
даже с лица «попуснел» (изменился).
Все эти детали, как они порою ни мелки, — ценнейший мате­
риал для историка; они позволяют заглянуть в самую глубь 
феодального быта X II в., дают возможность в ряде случаев на­
глядно представить себе ту эпоху.
Одна из наиболее характерных особенностей летописного рас­
сказа — речи действующих лиц повествования. Рассказ иногда 
целиком состоит из речей, и обмен ими и составляет все содер­
жание его; действующие лица постоянно, по любому поводу об­
мениваются речами, иногда произносят обширные монологи.

---

Документален самый язык летописи — ее удивительный сло­
варь, весь насыщенный терминами своего времени, ходячими 
в феодальной среде X II в. словами и оборотами речи: «зарати- 
шася Олговичи» (т. е. Ольговичи стали воевать), «искали под. 
Ростиславом Смоленьска» (хотели отнять Смоленск у Рости­
слава, княжившего там), «поча й водити подле ся» (подчинили 
его себе), «исполчишася» (собрали и приготовили войско к бою),, 
«взяш я.. . град на щит» (взяли город приступом), «полезоша на. 
кони» (выступили в поход), «еха изъездом на стръя своего» 
(внезапно напал на дядю своего), «водив и к роте» (заставили 
его поклясться) и т. д.
Некоторые из этих слов и словосочетаний образны, но образ­
ность эта не литературного происхождения: она идет непосред­
ственно от речевой практики X I —X II вв., от живого языка, обыч­
ного в княжеско-дружинной среде.
Литературное своеобразие летописного рассказа — в появле­
нии личности автора: здесь (в отличие от погодной записи) он 
уже отчетливо ощущается, заявляет о себе оценками тех или- 
иных событий, попытками комментировать их,, прямой характе­
ристикой действующих лиц повествования, в особенности же 
своей индивидуальной манерой излагать рассказ. Эта манера- 
излагать летописный рассказ здесь не могла не проявиться, так­
же как проявляется она в любом устном рассказе очевидца: 
один рассказывает лучше, другой — хуже, один делает это под­
робнее, другой — суше и короче. Манера эта зависит от памяти 
летописца, от его внимательности и осведомленности, наконец,, 
просто от его умения рассказывать.
В «Повести временных лет» под 1097 г. читается рассказ об 
ослеплении Василька Теребовльского. Это одна из самых траги­
ческих историй княжеских междоусобиц, описанных летописью,, 
и один из самых ярких летописных рассказов. Автор его стре­
мится точно отобразить мельчайшие подробности фактов, раз­
ного рода «реалии», даже самый язык эпохи (манеру говорить, 
произносить речи). Этот рассказ — один из непревзойденных об­
разцов летописного повествования, которое почти с осязаемой 
наглядностью дает представление о жизни своего времени.
Как охарактеризовать этот способ, метод отражения действи­
тельности? Можно ли сопоставлять такой тип летописного пове­
ствования, с его стремлением к точности, фактографичности и 
даже к натурализму, с реалистическими описаниями литературы, 
нового времени?
В 1949 г. в статье «Киевская летопись как памятник литера­
туры» я пытался дать историко-литературное определение этому- 
способу изображения жизни.14 Тогда мне казалось, что есть все 
основания способ этот назвать «реализмом» — правда, реализ-