ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ
Глава 41
ЕРОФЕЕВ
Итак, парни — в лесу. Ребята торжествовали. Ведь они оказались правы. Здесь действует банда. И
возглавляет банду лодочник. И, конечно, они убили Кузьмина.
Правда, они что-то ищут, весь лес перерыли. Может быть, клад, о котором с такой насмешкой
говорили и следователь, и доктор, и художник. Но тогда тем более вероятно, что именно они убили
Кузьмина, который был лесником. Теперь остается только доказать это. Но как доказать? Ведь
следователь не обращает на мальчиков никакого внимания. А может быть, он сам хочет во что бы то ни
стало доказать виновность Николая? Трудно в это поверить, но некоторые обстоятельства укрепили
Мишины подозрения.
Когда следователь приезжал в деревню, то он долго разговаривал с кулаком Ерофеевым. А на
другой день Миша увидел Ерофеева в избе у Жердяя.
Ерофеев сидел на скамейке. Он часто вынимал из заднего кармана большой цветастый носовой
платок, похожий на небольшую скатерку, и вытирал им сначала красную морщинистую шею, потом лоб
и, наконец, очки. Глаза его без очков были совсем маленькие, красные, беспомощные…
Потом он надел очки и сказал:
— Так-то вот, Мария Ивановна, по-божески надо думать, по-божески жить. Тебе общество
поможет, и ты обществу помоги.
— Что же я сделать-то могу? — грустно спросила Мария Ивановна; она сидела у стола, подперев
голову рукой.
— В город съезди, с сыном поговори, зачем он невинных подводит?
— Разве он винит кого?
— Винить не винит, а от своей вины отказывается, — строго и внушительно сказал Ерофеев. —
Потому и ищут других. Глядишь, и невинного привлекут… Вот приезжал следователь, допрашивал:
“Кто лодку угнал?” А кто ее угнал? Может, мальчонка какой… А тут на всю деревню, на все общество
подозрение падает. Разве в лодке дело? Тут человек убитый, вот что.
— Может, Микола и не виноват вовсе, — уныло проговорила Мария Ивановна.
— Кто же тогда виноват? Были-то они двое. — Ерофеев вздохнул: — Нет, согрешил, так уж
покайся. Нехорошо. Всей деревне, всему обществу неприятности. Разве можно? Ну, поспорили, в
бессознательности был. Разве много ему дадут? Тем более бедняк. Советская власть к беднякам
снисходительна. Через год и под амнистию попадет.
— Как же можно такой грех на себя принять, ежели не убил? — сказала Мария Ивановна.
— Грех будет, если не покается, — сказал Ерофеев. — Невинных из-за него таскают. Следователи
ездют, шарят… Конечно, никому от них не боязно, совесть у всех чистая, а все же неприятность. Нельзя
так… Общество — сила. Разве можно против общества идти? Общество и в нужде выручит, общество и
в беде поможет. Николая твоего все равно засудят, потому виноват. А тебе тут с людьми оставаться.
Вот и подумай: как на тебя, люди-то будут смотреть, ежели сын твой общество подводит?
Мария Ивановна тупо смотрела на угол стола.
Мишу удивляло, что Ерофеев при нем так откровенно и цинично требует, чтобы Николай
признался в том, в чем он не виноват. И, точно угадав Мишино недоумение, Ерофеев ханжески добавил:
— Конечно, если бы Николай не был виноват, тогда другой разговор. А раз виноват —
признавайся. И органы судебные не надо обманывать. И следователя не надо зря водить. Люди
государственные, занятые. Правду им надо говорить. Не должны мы государство наше советское
обманывать.
Мишу передернуло от такого лицемерия. Ишь ты, о советской власти заботится!
— Советская власть нас и землей наделила, — продолжал Ерофеев. — Правда, слухи ходют,
собираются эту землю отобрать в колонию беспризорническую. Ну, да власть не позволит. Не оставит
она хрестьян без земли.
Здесь уже Миша не мог смолчать.
— Никто у крестьян землю не отбирает, — сказал он. — Ее должны будут вернуть только те, кто
незаконно владеет сотнями десятин и эксплуатирует бедняков и батраков.
— Таких у нас нет, молодой человек, — елейным голоском возразил Ерофеев. — Живем мы всем
обществом, мирно, справедливо, по христианскому обычаю. Нет у нас ни кулаков, ни бедняков — все
едины. — Ерофеев встал, надел на голову фуражку. — Вот так, Ивановна, подумай… — Потом
добавил: — Вечером мальчонку подошли. Мучицы наскребу. Ох-ох!.. А насчет Николая подумай.
Очень тебя общество просит.
Ерофеев вышел. Мимо низеньких окошек, на мгновение затемнив избу, проплыли его сапоги и
длиннополый сюртук.
— И не вздумайте его слушаться! Понятно, Мария Ивановна? — сказал Миша.
Мария Ивановна молчала.
— Неужели вы его не раскусили? — воскликнул Миша. — Ведь он хочет, чтобы Николай взял
вину на себя. Он боится, что найдут того, кто действительно убил Кузьмина. И не вздумайте даже
говорить об этом с Николаем. И никакой муки у него не берите.
— Жить-то надо, — проговорила Мария Ивановна.
— Разве вы без кулаков не проживете? Да мы вам отдадим все, что у нас есть!
— Я не про то, я не про муку, — печально ответила Мария Ивановна. — Как против общества-то
пойдешь? Жить-то с ними. Вот, — она показала на Жердля, — Ваську надо подымать.
— Ерофеев — общество? — воскликнул Миша в негодовании. — Никакое он не общество!
Кулаки тут у вас все захватили. Боитесь вы их. Советская власть вас поддерживает, а вы кулаков
боитесь. Безобразие! И я вас предупреждаю, Мария Ивановна: если только вы будете уговаривать
Николая взять вину на себя, то я всем расскажу, что вас подговорил Ерофеев. Так и знайте! А ты,
Жердяй, не смей ходить к Ерофееву, не смей! Какой благодетель нашелся! Хочет, чтобы вы за кулечек
муки сына продали. Как угодно, Мария Ивановна, а мы не допустим этого. Ни за что!
Do'stlaringiz bilan baham: |