Кортик. Бронзовая птица

35. 
ФИЛИН 
Агриппина Тихоновна вышла на кухню. Генка сидел понурив голову. 
— Попало? — сказал Миша. — Мало она тебе всыпала. За твой язык еще не так надо. 
— Ведь он признался, что был не прав, — примирительно заметил Слава. 
— Ладно, — сказал Миша. — Ну что, Генка, догнал ты того, высокого? 
— Никого я не догнал, — мрачно ответил Генка. 
— Так вот, — безразличным голосом произнес Миша. — Я видел ножны. 
— Какие ножны? — не понял Слава. 
— Обыкновенные, от кортика. 
Генка поднял голову и недоверчиво посмотрел на Мишу. 
— У старика филателиста, на Остоженке. 
— Врешь? 
— Не вру. 
Миша торопливо, пока не вошла Агриппина Тихоновна, рассказал о филателисте, высоком 
незнакомце и черном веере… 
— Я думал, ножны, а то веер какой-то, — разочарованно протянул Генка. 
— В общем, — сказал Слава, — было уравнение с двумя неизвестными, а теперь с тремя: первое 
— Филин, второе — Никитский, третье — веер. И вообще, если это не тот Филин, то остальное тоже 
фантазия. 
Генка поддержал Славу: 
— Верно, Мишка. Может, тебе все это показалось? 
Миша облокотился о край комода, покрытого белой салфеткой с кружевной оборкой. На комоде 
стояло квадратное зеркало с зеленым лепестком в верхнем углу. Лежал моток ниток, проткнутый 
длинной иглой. Стояли старинные фотографии в овальных рамках, с тиснеными золотом фамилиями 
фотографов. Фамилии были разные, но фон на всех фотографиях одинаковый — меж серых занавесей 
пруд с дальней, окутанной туманом беседкой. 
— Если бы ты не ссорился с теткой, мы бы все узнали о Филине. 
— Как так? 
— Ведь она знает Филина. Хоть бы сказала, из Ревска он или нет. 
— Почему она не скажет? Скажет. 
— Она с тобой и разговаривать не захочет. 
— Она не захочет? Со мной? Плохо ты ее знаешь. Она все давным-давно забыла, тем более я 
извинился. К ней только нужен особый подход. Сейчас увидишь… 
Когда Агриппина Тихоновна вернулась в комнату и начала убирать со стола, Генка сделал вид, 
что продолжает прерванный рассказ: 
— Я ему говорю: “Твой отец спекулянт, и весь ваш род спекулянтский. Вас, я говорю, весь Ревск 
знает…” 
— Ты о ком? — спросила Агриппина Тихоновна. 
— О Борьке Филине. — Генка поднял на Агриппину Тихоновну простодушные глаза. — Я ему 
говорю: “Вашу фамилию весь Ревск знает”. А он мне: “Мы, говорит, в этом Ревске никогда не бывали. 
И знать ничего не знаем”. 

---

Мальчики вопросительно уставились на Агриппину Тихоновну. Она сердито тряхнула скатертью: 
— Какие у тебя с ним дела? Сколько раз говорила: не водись с этим Борькой, не доведет он тебя 
до добра. 
— А зачем он врет? Раз из Ревска, так и скажи: из Ревска. Зачем врать? 
— Он-то, может, и не бывал в Ревске, — сказала Агриппина Тихоновна. 
— Я и не говорю, что бывал, но ведь папаша-то его из Ревска. Зачем же врать? 
— А он, может, и не знает про отца-то. 
— Да ведь сам Филин тут же сидел. Смеется и говорит: “Мы, говорит, коренные москвичи, 
пролетарии…” 
— Это они-то пролетарии? — не выдержала Агриппина Тихоновна. — Да его-то, филина, отец 
жандармом в Ревске служил. 
Агриппина Тихоновна вернула скатерть и вышла из комнаты. 
— Видали? — Генка подмигнул ей вслед. — Все сказала! Я свою тетку знаю. Теперь все ясно. 
Филин тот самый. Значит, и Никитский здесь и ножны. Чувствую, чувствую, клад близко! 
— Не совсем ясно, — возразил Слава. — Ведь ты сам говорил, что в Ревске полно Филиных. 
Может быть, это другой Филин. 
— Ладно, — весело сказал Миша, — может быть, не тот, а может быть, и тот. Во всяком случае, 
он из Ревска. Теперь узнаем, служил ли он на линкоре “Императрица Мария”. 
— Как мы это узнаем? — спросил Генка. 
— Проще просто. Неужели у Борьки-жилы не выведаем?