Кортик. Бронзовая птица

Глава 50 
ЛЮДСКАЯ 
Севу на носилках принесли к помещичьему дому. Дверь в людскую была открыта. Это означало 
разрешение войти. Ребята вошли. 
Людская представляла собой большое, очень низкое помещение. Если подтянуться на носках, то 
рукой можно достать до потолка, срубленного из старых, почерневших от времени бревен, ровно 
стесанных, со множеством продольных трещин. Из таких же бревен, проложенных в пазах паклей, были 
выложены стены. 
Все здесь старое, черное, прокопченное. Стол, длинный, узкий, опирающийся на расшатанные 
козлы, тянулся вдоль одной стены. Его крышка, сбитая из узких тонких досок, рассохлась. За столом 
виднелась прикрепленная к стене узкая лавка. Больше ничего в людской не было, если не считать 
подвешенной к потолку длинной, от стены к стене, палки. Для чего эта палка, было непонятно. 
Низкая, широкая дверь с облупившейся краской соединяла людскую с остальным домом. Когда 
Миша тронул ее, то оказалось, что она забита гвоздями, которые едва держались в своих гнездах. Если 
нажать посильнее, то они вылетят. 

---

Ребята деятельно принялись за устройство “госпиталя”, как перекрестил людскую Бяшка: 
выгребли мусор, все тщательно вымыли и вытерли, промыли окна, набросили на лавку еловых веток и 
уложили там Севу. 
Чтобы не было столкновений со старухой, Миша запретил ребятам ходить по усадьбе и вообще 
запретил приходить к Севе кому бы то ни было, кроме дежурных. Но сам он приходил сюда несколько 
раз. Должен же он знать состояние Севы… И его интересовал дом. Он подходил к двери и 
прислушивался. Мертвая тишина стояла за ней. Иногда Мише казалось, что за дверью тоже кто-то стоит 
и прислушивается, что делается в людской. Почему ему так казалось, он и сам не знал. Уж слишком 
напряженной была тишина за дверью, слишком таинственен был дом. Когда Миша тронул дверь, 
пробуя, крепко ли держится она, ему казалось, что за стеной кто-то следит за ним. Он оставил дверь в 
покое. 
На следующий день старуха уехала в город. Опять будет жаловаться Серову. И, конечно, Серов 
снова попытается их отсюда выжить. А Мише очень не хотелось выселяться — находясь в доме, можно 
кое-что узнать. Надо во что бы то ни стало задержаться здесь. Конечно, хорошо, если Сева скорее 
выздоровеет, но если он выздоровеет, то ребят отсюда выгонят. И когда Миша спрашивал у Севы, как 
тот себя чувствует, то хотел услышать в ответ что-нибудь успокаивающее по части здоровья и в то же 
время обнадеживающее в том смысле, что Сева еще здесь полежит. 
Но утром Сева сказал, что чувствует себя лучше, а к вечеру объявил, что ему надоело лежать и 
завтра он встанет. 
— Только попробуй! — пригрозил ему Миша. — Ты встанешь, когда разрешит врач. А он скоро 
не разрешит: после ангины надо вылежать, иначе будет осложнение. 
С такой же тревогой смотрел Миша на градусник. Как быстро падает температура! Вчера было 
39,9, а сегодня утром 36,7. Хорошо, хоть к вечеру опять поднялась до 37,2. 
— Видишь, какая у тебя нестойкая температура, — сказал он Севе. — Это самое опасное, когда 
нестойкая температура. Правда, Бяшка? 
Бяшке очень нравилось, что у него есть в подчинении госпиталь, и он подтвердил, что нестойкая 
температура самая опасная. Главное — вылежать. Лежать и лежать. 
Но рано или поздно Сева выздоровеет. И скорее рано, чем поздно. И тогда надо будет убираться 
из людской. Что же делать? 
Но пока Миша думал, что ему предпринять, вернулась из города старуха. Вернулась она в 
отсутствие Миши, прошла в людскую, стала в дверях и спросила: 
— Скоро выздоровеет ваш больной? 
У Севы дежурили сестры Некрасовы. Они испугались и поторопились задобрить старуху: 
— Ему уже лучше. Он завтра встанет. “Графиня” повернулась и ушла. Миша ужасно расстроился: 
— Как вы могли это сказать? Откуда вы знаете, что Сева завтра встанет? А вдруг он не 
выздоровеет? Он не выздоровеет, а графиня будет требовать, чтобы мы его забрали. Вот что вы 
наделали своей болтовней! 
— Мы растерялись, — оправдывались сестры Некрасовы, — мы боялись, что она скажет: 
убирайтесь отсюда вон… 
— Я завтра уезжаю в город, — сказал Миша, — и, пока я не вернусь, Сева должен лежать в доме. 
Даже если врач скажет, что он здоров. Понятно?