Книжный вор

* * * БУМАГА НА КУХНЕ* * *
Мы рады сообщить вам, что ваша просьба о вступлении в НСДАП одобрена…
— В Партию? — переспросила Роза. — Я думала, ты им не нужен.
— Так и было.
Папа сел и перечитал письмо.
Его не отдают под трибунал за подрывную деятельность и укрывание евреев, ничего
подобного. Его награждают, как, по крайней мере, показалось бы многим. Как такое возможно?
— Тут должно быть что-то еще.
Именно.
В пятницу пришла повестка — Ганса Хубермана призывают в немецкую армию. Член
Партии должен быть счастлив внести свой вклад в ратный подвиг страны, говорилось в бумаге.
А если он не счастлив, то, разумеется, будут последствия.
Лизель только что вернулась от фрау Хольцапфель. В кухне было тяжко от суповых паров и
пустых лиц Ганса и Розы Хуберман. Папа сидел. Мама стояла над ним, а суп уже пригорал.
— Господи, только бы не в Россию, — сказал Папа.
— Мама, суп горит.
— Что?
Лизель метнулась по кухне и сняла суп с огня.
— Суп. — Успешно спасши кастрюлю, Лизель обернулась и посмотрела на приемных
родителей. Лица — как вымершие города. — Пап, что случилось?
Ганс подал ей бумагу, Лизель стала читать, и у нее затряслись руки. Слова, с силой вбитые в
лист.
* * * СОДЕРЖАНИЕ ВООБРАЖЕНИЯ ЛИЗЕЛЬ МЕМИНГЕР * * *
В контуженной кухне, где-то возле плиты возникает образ одинокой изработавшейся
пишущей машинки.
Она стоит в далекой, почти пустой комнате.
Клавиши вытерлись, чистый лист терпеливо ждет, стоя, как его вложили. Он слегка
колышется на сквозняке из окна. Перерыв на кофе почти закончился.
Стопка бумаги высотой в рост человека непринужденно стоит у дверей. Вполне могла бы
закурить.
Вообще-то эта машинка привиделась Лизель позже, когда она стала писать. Она задумалась,

---

сколько таких писем было разослано в наказание Гансам Хуберманам и Алексам Штайнерам
всей Германии — тем, кто помогал беспомощным и отказывался отдать своих детей.
Это был признак растущего отчаяния немецкой армии.
Она терпела поражение в России.
Немецкие города бомбили.
Нужно было все больше солдат, как и способов их вербовки, и в большинстве случаев
худшие из возможных задач доставались худшим из всех призванных.
Бегая глазами по строчкам, Лизель видела дерево стола через пробитые насквозь кругляши
букв. Слова вроде «обязательно» или «долг» были вколочены в бумагу. Нажат спусковой крючок
слюны. Нужно стошнить.
— Что это?
Папа отвечал тихо:
— Я думал, что научил тебя читать, девочка моя. — Ни досады, ни ехидства. Голос пустоты,
под стать Гансову лицу.
Тогда Лизель посмотрела на Маму.
Под правым глазом у Розы был маленький разрыв, и в минуту ее картонное лицо
прорвалось. Не по середине, а справа. Вскоробилось вдоль щеки по дуге, до самого подбородка.