могущественному военачальнику пустыни.
Когда же
ветер стих, все поглядели туда, где стоял юноша, но его там уже не было. Он
находился на другом конце лагеря, рядом с часовым, полузасыпанным песком.
Колдовская сила напугала всех. Лишь двое улыбались: Алхимик, гордившийся своим
учеником, и вождь племени — он понимал, что ученик этот осознал могущество Всевышнего.
На следующий день он отпустил Сантьяго и Алхимика на все четыре стороны и дал им в
провожатые одного из своих воинов.
* * *
Они ехали весь день, а когда стало смеркаться, Алхимик отправил воина обратно и слез с
коня.
— Дальше поедешь один, — сказал он Сантьяго. — До пирамид три часа пути.
— Спасибо тебе, — отвечал юноша. — Ты научил меня Всеобщему Языку.
— Я просто напомнил тебе то, что ты знал и без меня.
Алхимик постучал в ворота монастыря. К
нему вышел монах в черном, они о чем-то
коротко переговорили по-коптски, и Алхимик пригласил Сантьяго войти.
— Я сказал, что ты мне поможешь.
На монастырской кухне Алхимик развел огонь в очаге, монах принес ему кусок свинца, и
Алхимик, опустив его в железный сосуд, поставил на плиту. Когда свинец расплавился, он
достал из кармана стеклянное желтое яйцо,
отколупнул от него крохотный, не больше
булавочной головки, осколок, обмазал его воском и бросил в расплавленный свинец.
Жидкость стала красной как кровь. Алхимик снял котел с огня и дал ей остыть, беседуя тем
временем с монахом о войне в пустыне.
— Боюсь, что это надолго, — сказал он.
Монах досадовал: из-за войны караваны уже давно стояли в Гизехе. «Но на все воля
Божья», — добавил он смиренно.
— Верно, — сказал Алхимик.
Когда котел наконец остыл, Сантьяго и монах в восторге переглянулись: свинец,
принявший круглую форму сосуда, в котором лежал, превратился в золото.
— Неужели и я когда-нибудь научусь этому? — спросил юноша.
— Это была моя Стезя, — моя, а не твоя. Я просто хотел тебе показать, что это возможно.
Они снова вернулись к воротам обители, и там Алхимик разделил золотой диск на четыре
части.
— Это тебе, — сказал он, протягивая одну монаху. — За то, что всегда радушно встречал
паломников.
— За свое радушие я получаю слишком много, — возразил монах.
— Никогда так больше не говори. Жизнь может невзначай услышать и дать в следующий
раз меньше, — ответил Алхимик и повернулся к Сантьяго. — А это тебе, взамен тех денег, что
достались вождю.
Юноша тоже хотел сказать, что это золото стоит гораздо больше, но смолчал.
— Это мне, — продолжал Алхимик. — Я должен вернуться домой, а в пустыне идет война.
Четвертый кусок он снова протянул монаху:
— Это — тоже для Сантьяго. Может, понадобится.
— Но ведь я иду за сокровищами! — воскликнул тот. — И я уже совсем близко!
— И я уверен, что ты их найдешь, — сказал Алхимик.
— Но тогда зачем мне золото?
— Потому что ты
уже дважды лишался всего, что имел. В первый раз тебя обманул
мошенник, во второй обобрал вождь. Я старый суеверный араб и верю в правоту нашей
пословицы, а она гласит: «Что случилось однажды, может никогда больше не случиться. Но то,
что случилось два раза, непременно случится и в третий».
Они сели на коней.
— Хочу рассказать тебе историю о снах, — молвил Алхимик. — Подъезжай поближе.
Юноша повиновался.
— Так вот, жил да был в Древнем Риме, во времена императора Тиберия,
один добрый
человек, и было у него два сына. Один стал воином и отправился служить на самую дальнюю
окраину империи. Второй писал стихи, приводившие в восхищение весь Рим.
Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный вестник и предрек ему, что
слова, написанные одним из его сыновей, будут известны во всем мире, и люди спустя много
сотен лет будут повторять их. Старик заплакал от счастья:
судьба была к нему щедра и
милостива, ибо даровала высшую радость, какую только может испытать отец.
Вскоре он погиб — пытался спасти ребенка из-под тяжелой повозки, но сам попал под
колеса. Поскольку жизнь он вел праведную, то прямо отправился на небеса,
где повстречал
вестника, явившегося к нему во сне.
— Ты был добрым и хорошим человеком, — сказал он ему. — Жизнь твоя была исполнена
любви, а смерть — достоинства. Я могу выполнить любую твою просьбу.
— И жизнь была ко мне добра, — отвечал старик. — Когда ты явился мне во сне, я
почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына будут переходить из
поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того,
кого он пестовал, учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем
слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком будущем
— в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
— Я знал, что стихи моего сына переживут века, — сквозь слезы сказал он. — Ответь мне,
какие его строки повторяют все эти люди.
Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
— Стихи твоего
сына прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались ими. Но
кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова другого твоего сына —
того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
— Он служил в одной из далеких провинций, — продолжал тот. — И стал сотником. Он
тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из его рабов — он был при смерти. Твой
сын, услышав, что появился некий целитель, пустился на поиски этого человека. А по пути
узнал, что этот человек — Сын Божий. Он встретил людей, исцеленных им, услышал его учение
и, хоть и был римским сотником, перешел в его веру. И вот однажды утром предстал перед ним.
И рассказал, что слуга его болен. И Учитель — как называли этого человека — собрался идти за
ним. Но
сотник был человеком веры, и, заглянув в глаза Учителю, он понял, что стоит перед
Сыном Божьим. Вот тогда твой сын и произнес слова, которые не позабудутся во веки веков. Он
сказал так: «Господи! Я недостоин,
чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и
выздоровеет слуга мой».
