работы
товарищей, шуток, полных глубокого, но скрытого смысла —
настолько скрытого, что мы и сами его не понимали.
Я очень обрадовался, когда однажды мою работу отобрали на выставку.
Гордый этим событием, я пришел в зал, чтобы услышать хвалебные
отзывы посетителей о своей работе. Одна пожилая женщина в очках,
выцветшем платье и
туфлях на толстой подошве, с нейлоновой сумкой в
руках долго стояла перед моей работой. На ее лице было написано
недоумение — как будто она шла на очередной розыгрыш лотереи и по
нелепой случайности оказалась в выставочном зале.
— Вы — автор? — спросила она доброжелательно.
— Да.
— Что это значит? — спросила она, кивая на мой шедевр.
— Ничего особенного. Просто образец моего творчества.
Я не обманывал ее. Как и большинство моих коллег-художников, я не
пытался вложить в свою работу смысл. Мы не хотели никого воспитывать
и поучать. Наши работы были просто набором образов,
которые так или
иначе затрагивали струны нашей души. Смысл мы предоставляли отыскать
зрителям. И они его находили. Это мог быть комментарий к
постмодернистской критике ноющих и задавленных страхом бельгийских
пылевых клещей. Или вечное взаимодействие между положительными и
отрицательными участками на шелухе полярной кукурузы. Или потрясная
желтая вещь на верхушке вон той пушистой оранжевой штуки.
Какая разница, что имел в виду художник? Самое большее, на что он
мог
надеяться, — вызвать у зрителя эмоции. Характер эмоций не имел
значения — это могло быть вдохновение, радость, смех, грусть, тревога,
страх, отвращение или гнев — выбирай любую, разницы в данном случае
не было никакой. Но справедливости ради следует сказать, что отвращение
и гнев были в мои времена наиболее популярны.
— Можно задать вам еще один вопрос? — не унималась дама.
— Да, конечно.
— Мне действительно понравилось ваше... э-э... произведение — оно
интересное, и вообще...
Я весь превратился в слух.
— Так вот, поймите меня правильно, — продолжала она. — Все-таки
хотелось бы знать — принесло ли ваше произведение кому-нибудь пользу?
Мне это очень интересно.
Ее вопрос, естественно, не вызывал у меня положительной реакции.
Любой художник на моем месте занял бы оборонительную позицию.
Кроме того, я никогда над этим вопросом серьезно не задумывался.
— Гм... не знаю, — беспомощно пожал я плечами. — Но я рад, что вам
моя вещь понравилась.
И побежал от своей поклонницы прочь, как от Чумы.
Вскоре после этого я оставил
карьеру художника и занялся
медициной
[7]
.
Do'stlaringiz bilan baham: