|
Исфандиар проникает в Руиндиж в одежде купца
Встал Руинтан, в шатер вернулся он,
Вельмож и приближенных выслал вон.
Премудрого Пшутана муж победы
Оставил для совета и беседы.
Сказал он: «Крепость приступом не взять,
Осадой тюрков нам не испугать.
Хоть я себя в глазах твоих унижу,
Исхода, кроме хитрости, не вижу.
Ты с войском здесь останься на виду.
Я тайно в Руиндиж один войду.
Тот, несомненно, муж и славный воин
И трона Кеев и венца достоин,
Кто не страшится множества врагов,—
Акул в морях, на суше грозных львов.
Но все ж — бывают взлеты и паденья,
Нужна и хитрость на путях сраженья.
Войду я в крепость в образе купца;
Не знают тюрки моего лица.
В успехе я уверен. В том порука
И опыт мой, и ратная наука.
А ты войска в готовности блюди.
Поставь дозор надежный впереди.
Коль днем дозоры дым густой увидят
Иль зарево во тьме ночной увидят,
Ты помни: это знак я подаю,
Что срок настал — судьбу решать в бою.
Тогда ты подымай войска Ирана,
Мужей, чьи копья тяжелей тарана.
Под знаменем моим людей веди,
Сам на виду у всех и впереди,
Иди в броне моей, могуч и яр,
Чтоб все сказали: «Вот — Исфандиар!»
Потом призвал наездников любимых,
Испытанных, в бою неустрашимых.
Велел им сотню рослых, молодых
Пригнать верблюдов, на подбор гнедых.
Навьючил на десять мешки с деньгами,
На пять — тюки с китайскими шелками.
На пять — мешки рубинов, наконец,
На одного — престол свой и венец.
И принесли сто сорок сундуков,
С устройством хитрым потайных замков.
Сто шестьдесят он взял мужей надежных,
Выносливых, в засаде осторожных.
Сто сорок в сундуки он заключил,
Горбы верблюдов ими отягчил.
А двадцати оставшимся избранным
Он вретищем велел облечься рваным,
Чтоб к Руиндижу караван вели,
Чтоб за рабов-погонщиков сошли.
И, плечи пыльным облачив халатом,
Он с караваном двинулся богатым.
Приблизился к воротам наконец
И стражам объявил, что он купец.
Цепями заскрипел тяжелый ворот.
Ворота отперлись, вошел он в город.
Все услыхали про его приход.
Глазеть сбежался уличный народ.
«Купец пришел! — встревожились базары,—
Меняет он дирхемы на динары!»
Сперва вельможи важные пришли
Изделья поглядеть чужой земли.
«Что продаешь купец? — они спросили.—
Что нам предложишь? Золота, парчи ли?»
Ответил он: «Довольно тут всего,
Но лучшее — для шаха самого!
Пусть шах великий гостя не обидит,
Пусть посмотреть мои товары выйдет!»
И вот вельможи царские купцу
Велели ехать прямо ко дворцу.
К царю пришел он с чашей золотою,
Наполненной отборной бирюзою.
Шелка Китая, яхонтов поднос
И груду перстней шаху он принес.
Румийскою парчой дары покрыл он,
И амброй их бесценной окропил он.
Наполнился благоуханьем зал,
Когда перед Арджаспом он предстал.
У ног царя рассыпал он динары,
Речистой лести расточая чары.
«Будь благосклонен к бедному купцу.
Я — из Ирана — тюрок по отцу.
Торгую в Руме дальнем я и в Чине,
Пересекаю горы и пустыни.
С богатыми товарами в Туран
Привел я в сто верблюдов караван.
О шах! Я честным торгом промышляю.
Я продавец, а также покупаю.
Надеюсь я, ты защитишь меня,
О покровитель мира и броня!
Так разреши заняться мне торговлей,
Сложить товары под надежной кровлей.
Укрой под сенью милости твоей
Меня, моих верблюдов и людей!»
Сказал Арджасп: «Ты — под защитой шаха!
Развеселись душой. Торгуй без страха!
Ты здесь — мой гость. И никаких обид
Никто в Туране вам не причинит».
И царь сказал своим вазирам слово,
Чтобы они на площади дворцовой
Обширный дом для гостя отвели
И весь товар туда перенесли.
Арджасп устроить там базар велел
И от воров стеречь товар велел.
Нехватки не было в могучих мужах,
Таскавших сундуки на спинах дюжих.
Один носильщик, весь в поту, спросил:
«Чем сундуки приезжий нагрузил?
Как будто мне,— хоть я и слон по силе,—
Всей жизни тяжесть на плечи взвалили!»
Открыл, украсил лавку Руинтан,
Как будто по весне расцвел тюльпан.
У входа пел речистый зазывала,
Толпа у входа лавки вырастала.
Ночь пробыл дома гость, а поутру
Опять явился к шахскому двору.
Перед Арджаспом преклонил колени
И сплел узор цветистых восхвалений.
Сказал: «По диким я прошел степям.
Позволь дары сложить к твоим стопам!
Не откажи, владыка благосклонный,
Прими браслеты, перстни и короны!
Пусть выберет твой главный казначей
Сокровища — для милости твоей!
И сколько бы ни взял он, честь мне будет;
А моего богатства не убудет.
Владыки дело — брать, купца — дарить.
За бедный дар прошу меня простить».
Арджасп развеселился, засмеялся,
Все больше к гостю сердцем он склонялся.
Спросил: «Как звать?» Ответил гость: «Харрад,
Я — весельчак, из тех, кто жизни рад».
Ответил царь: «Эй, странник благородный,
Ты много выстрадал в степи безводной.
Живи, торгуй. Я сам — защитник твой.
Ко мне являйся прямо в час любой».
Выспрашивать он начал Руинтана,
Что делается на земле Ирана.
Ответил тот: «Пять месяцев почти
Я пробыл в изнурительном пути».
Спросил Арджасп: «Что слышно о Гургсаре?
Какие вести об Исфандиаре?»
«Великий шах! — ответил лже-Харрад,—
По-разному об этом говорят.
Был слух: Исфандиар попал в немилость,
И средь иранцев смута заварилась...
Был слух, что войско поднял он в поход,
Что он путем семи преград идет,
Что он решил семь подвигов свершить
И стены Руиндижа сокрушить».
Захохотал Арджасп, сказал: «Пустое!
Да никогда не сбудется такое!
И коршун там не пролетит вовек,
Будь Ахриман я, а не человек!»
Склонился муж к подножию престола,
Вернулся на базар с душой веселой.
Велел он двери лавки открывать,
Велел прохожих в лавку зазывать.
Толпа росла, шумела и галдела,
На шелк румийский с завистью глядела.
Do'stlaringiz bilan baham: | 
