Глава Творчество В. П. Астафьева

— осмыслить смысл рассказа «Людочка», понять причастность В.Астафьева в диалоге русской литературы второй половины XX века к понятию духовного одиночества современного человека. В работе учтены взгляды и подходы к явлениям русской прозы XX века представителей самых разных литературоведческих школ и направлений (А.Ю.Большаковой, Н.В.Борисовой, А.И.Ванюкова, Т.М.Вахитовой, О.Е.Вороновой, М.М.Голубкова, О.Б.Кушлиной, В.В.Кожинова, Н.В.Корниенко, Л.П.Кременцова, Н.Л.Лейдермана, М.Н.Липовецкого, Е.Г.Мущенко, Т.А.Никоновой, П.А.Николаева, Л.В.Поляковой, Л.А.Смирновой, С.И.Тиминой, Л.А.Трубиной, В.А.Чалмаева и других). Художественный текст рассматривается в диссертации в свете понимания литературного процесса как саморазвивающегося явления. Индивидуальная методология исследования состоит в сочетании историко-литературного, теоретико-литературного, лингвостилистического, а также культурологического, религиозно-философского подходов. Предметом работы является рассказ В.П.Астафьева «Людочка».

Материалом для работы послужили этапные художественные произведения В.Астафьева.

ГЛАВА 1. ТВОРЧЕСТВО В.П. АСТАФЬЕВА

1.1.ПЕРОИДИЗАЦИЯ ТВОРЧЕСТВО В.АСТАФЬЕВА

Проблема периодизации творчества В.П. Астафьева косвенно затрагивалась в указанных работах Н.Н.Яновского, В.А.Курбатова, Т.М.Вахитовой, А.П.Ланщикова, А.Ю.Большаковой и некоторых других исследователей. Однако полностью разрешенной эта проблема по вполне объяснимым причинам быть не могла. Определяя место и роль В.Астафьева в литературном процессе 50 — 90-х годов, автор соответствующего раздела и редактор всего учебного пособия по русской литературе XX века Л.П. Кременцов справедливо полагает, что этот писатель «не умещается в рамки деревенской, военной и какой-нибудь еще прозы». Представляется, что и увязать творчество Астафьева лишь с каким-нибудь одним из пяти десятилетий фактического и четырех десятилетий активного его присутствия в литературе тоже вряд ли возможно. Ведь в каждое из этих десятилетий писатель достаточно ярко заявлял о себе, и не одним разноплановым произведением. В 60-е годы — «Стародубом», «Звездопадом», «Кражей», первой книгой «Последнего поклона», в 70-е — «Пастухом и пастушкой», «Царь-рыбой» и так далее. Видимо, это ясно представляют себе авторы упомянутого уже объемного и основательного учебного пособия «Современная русская литература» Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий. Хотя они и помещают главу о В.Астафьеве в книгу, названную ими «Семидесятые годы (1968 -1986)» [6], но вынуждены касаться и его начальных вещей, и прозы 90-х годов. Более того, главу об Астафьеве они заключают почти аналогичным Л.П.Кременцову образом: «Астафьев настолько крупное явление в русской литературе второй половины XX века, что его художественные просчеты и даже то, что может вызвать решительное несогласие с ним, творчески значительно и примечательно для состояния художественного сознания его времени» [7]

Эти два различающиеся по содержанию, методологии, персоналиям пособия оказываются сходными и в вопросе общей периодизации русской литературы второй половины XX века. И в том, и в другом фигурируют «послевоенное десятилетие», литература «оттепели» (1953 — 1968), «застойный» период (1968 — 1985). «Перестроечному» и «постсоветскому» периодам по Л.П. Кременцова соответствует почти полностью период «конца века (1986 — 1990-е годы)» по Н.Л.Лейдерману и М.Н. Липовецкому. Естественно, что творчество далеко не многих писателей может быть соотнесено полностью и с каким-либо одним из обозначенных периодов развития литературы, а проза В.Астафьева не позволяет полностью соотнести ее и с каким-либо одним «литературным течением», «жанровой и стилевой тенденцией», но в этом — уже отмеченная оригинальность его творчества, нуждающегося в детальном исследовании, а значит, и в аргументированной периодизации.
В процессе решения проблемы периодизации всегда существует опасность схематизации, произвола в выборе критериев для определения границ периодов, для отнесения произведений к тому или иному периоду. Творчество В.Астафьева исключением здесь не является. Так, истоки его «Последнего поклона» уходят в конец 50-х годов, а окончание работы над книгой — в 90-е годы. Если точками отсчета периодизации культурной и литературной жизни второй половины XX века считать, как это делают Л.П.Кременцов, Н.Л.Лейдерман, М.Н.Липовецкий и дугие историки литературы, знаковые социальные и политические события (смерть Сталина и XX съезд КПСС, «процесс Синявского -Даниеля», «разгром Пражской весны», начало и окончание «перестройки»), то что должно стать точками отсчета в периодизации творчества писателя, начавшего писать еще в «послевоенное десятилетие», а последние рассказы опубликовавшего в 2001 году? Тем более, что в «вехах» предпринятой Лейдерманом, Липовецким и Кременцовым периодизации литературного процесса второй половины XX века, ощутимо прослеживается та самая «политизация литературоведческих оценок — болезнь и беда прошлых десятилетий». По справедливому мнению Л.В.Поляковой, эта «болезнь» «нынче не только не исчезла, но набрала новую силу». Естественно, названные и иные общественные события, а точнее — процессы, инициированные ими, отразились на литературной и человеческой судьбе В.П.Астафьева. «Нормативная литература» о войне побудила писателя написать его первый военный рассказ. Его учеба на Высших литературных курсах и появление первых крупных оригинальных произведений («Перевал», «Старо-дуб», «Звездопад») приходится именно на время «оттепели». Трудный путь к читателю «Кражи», «Пастуха и пастушки» обусловлен возвратом переросших затем в «застой» идеологических «холодов». Да и в целом феномен В.Астафьева сложнейшим образом связан с разными этапами разрушения некогда величаво-монолитной идеологической системы. Эта система имела значительное воздействие и на литературу (в виде активно еще в 50-е годы официально насаждаемого метода «социалистического реализма», например).
На эпоху разрушения этой системы (1953 — 1993) и приходится большая часть активной творческой деятельности писателя. Поэтому полностью избежать «политизации» в исследовании творческой эволюции Астафьева вряд ли возможно и целесообразно. [8]