разделении источника боли и содержания переживания боли.
Так появляются в картине мира его контуры, которые позднее
оформляются в Я-концепцию (ее основа - содержание пере-
живания боли), в концепцию другого (в том числе и другого
191
человека). Основу концепции другого, думается, составляет
переживание несоответствия содержания боли и источника
боли, вызванное плотностью другого.
Источником боли может быть в принципе любой матери-
альный предмет (в том числе и слово с его специфической
материальностью, и взгляд, и тому подобное). Содержание
боли принадлежит психической реальности человека и явля-
ется, как мы уже отмечали, признаком жизни, присущим са-
мому живому существу.
Итак, можно думать, что существование феномена жизни и
смерти при встрече ребенка с ними задает в онтогенезе важ-
нейшее свойство психической реальности - протяженность во
времени, а переживание боли способствует структурирова-
нию, организации пространства психической реальности,
подготавливает предпосылки для появления Я-концепции и
концепции другого как форм, фиксирующих качество психи-
ческой реальности.
Переживание жизни и смерти, переживание боли составля-
ет главное содержание философии жизни, которое конкрети-
зируют для ребенка окружающие его люди.
Но постоянно обращает на себя внимание система жизнен-
ных фактов, показывающая предельную избирательность
активности уже маленького ребенка. Обычно в общем виде их
можно описать через качественные различия между детьми:
активный - пассивный
любознательный - равнодушный
чувствительный - безучастный
ласковый - злой *
смелый - трусливый
внимательный - рассеянный
сосредоточенный - отвлекающийся
веселый - плаксивый и т.п.
(Примерно эти же различия принадлежат и другим живым
существам, например животным.)
Это не только характеристики динамики неких «процес-
сов» в человеке (эмоциональных, волевых, познавательных),
но и описание различий в ценностях (отношениях, состояни-
ях), которые преобладают в активности ребенка. Недаром уже
у шестилетних детей можно выделить достаточно устойчивые
типы ценностей', выступающих как преобладающее содержа-
ние активности, как основной вектор, как главное направле-
ние построения картины мира. С полным основанием можно
I См.: Непомнящая Н.И. (упоминаемая ранее книга).
192
говорить о том, что за вариантами ценностей стоят глобаль-
ные переживания жизни и смерти, которые Э.Фромм описы-
вал как биофилия и некрофилия. Они не обязательно высту-
пают в чистом виде как любовь к живому или любовь к мерт-
вому. Современная психология дает возможность качественно
анализировать живое и мертвое в психической реальности,
применяя для этого общее понятие психической смерти, кото-
рое не тождественно понятию физической смерти.
Прежде чем обратиться к этому понятию, попробуем уви-
деть на конкретном материале, характеризующем ценности
детей, проявление биофильской и некрофильской ориентации.
Этот материал нам нужен для того, чтобы еще раз уточнить
роль и место переживания жизни и смерти в картине мира
каждого человека.
Используем для анализа данные из уже упоминавшейся
книги Н.И. Непомнящей (1992, с. 51). «В настоящее время
люди с ценностью реально-привычного функционирования
составляют большинство (среди детей 6-7 лет таких 50-60%),
людей с универсальной ценностью меньшинство (универсаль-
ность ценности - это возможность свободного выбора чело-
веком способа действия, отношения к предмету в соответст-
вии с изменением характера ситуации. -А. Г.)
Такое соотношение есть объективная необходимость, с ко-
торой приходится мириться (хотя в этическом и практическом
смысле оно радовать не может)».
Ценностность реально-привычного функционирования я
рассматриваю как вариант любви человека к неживому, важ-
нейший признак неживого - постоянство, отсутствие измене-
ний, следование, говоря словами Э.Фромма, «закону и поряд-
ку». Один из главных признаков некрофильской ориентации
человека - жизнь в прошлом, постоянное ее воспроизведение
в настоящем, «для него существенно только воспоминание, а
не живое переживание, существенно обладание, а не бытие»
(Э.Фромм, 1992, с. 32). Говоря иначе, в фактах существования
ценностности реального привычного функционирования у
Детей можно видеть проявление некрофильской ориентации,
естественно, не в тех ее крайних формах, которые описаны
Э.Фроммом в психологических портретах Сталина и Гитлера,
а в ее бытовых, распространенных формах ориентации боль-
шинства людей на воспроизведение своего привычного функ-
ционирования как действительной сущностной жизни.
Посмотрим, как обсуждает это явление (распространенную
в наши дни ценностность реального привычного функциони-
рования) В.Франкл. Он пишет о том, что сегодня человек
7 Г. С. Абра
193
страдает не от фрустрации (то есть невозможности удовле-
творения) потребностей сексуальных, а от фрустрации по-
требностей экзистенциальных, то есть от утраты смысла соб-
ственного существования. Позволю себе уточнить мысль
В.Франкла применительно к своим задачам - человек страда-
ет от утраты собственной ориентации на жизнь, на жизнь как
феноменальное явление, которое не тождественно существо-
ванию его физического тела и физических тел других людей.
Эта утрата приводит к субъективному ощущению пустоты,
которое В.Франкл называет экзистенциальным вакуумом и
объясняет его причины следующим образом: «...в отличие от
животных инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно, и в
отличие от человека вчерашнего дня традиции не диктуют
сегодняшнему человеку, что ему должно. Не зная ни того, что
ему нужно, ни того, что он должен, человек, похоже, утратил
ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо
хочет того же, что и другие (конформизм), либо делает то, что
другие хотят он него (тоталитаризм)» (1990, с. 24). С этим
нельзя не согласиться, наблюдая множество реальных фактов.
Назову только несколько особенно ярких в свете обсуждае-
мой проблемы:
- публичная нецензурная брань;
- социальное и бытовое неряшество;
- превышение пределов компетентности представителями
разных профессий;
- отсутствие любознательности как стремления к новым
знаниям;
- интеллектуальная пассивность и страх перед интеллекту-
альными усилиями;
- отказ от сложных способов организации жизни, ориен-
тация на простоту;
- раннее физическое старение - физическая пассивность;
- отсутствие активного индивидуального и социального
протеста в ответ на все виды насилия;
- нарушение рамок конфиденциальной физической жизни
тела человека;
- ориентация на возможного лидера, отказ от собственной
картины мира и тому подобное.
Сопоставляя эти факты и рассуждения, хотелось бы еще
раз уточнить ситуацию онтогенетического проявления пере-
живаний жизни и смерти у конкретного человека.
В ней с неизбежностью возникает вопрос о том, в какой
момент своего онтогенетического развития, в какой момент
детства ребенок в полной мере переживает содержание своей
194
поиентации (био- или некрофильской) как основы становле-
ния ценностей, как основы построения картины мира.
По-видимому, ответ на этот вопрос связан напрямую с
ответом на вопрос о природе Добра и Зла, Созидания и Раз-
рушения.
Психологически удовлетворительного ответа я не знаю.
Могла бы ограничиться общими метафизическими размышле-
ниями о том, что Добро и Зло вечны и их конкретное воплоще-
ние в людях - в детях - естественно, как наличие в сутках утра и
вечера, восхода и заката, света и тьмы... Естественно так же,
как в жизни есть смерть, а в любви притаилась ненависть.
Знаю только одно, что любовь к жизни не надо объяснять
словами, она естественна, как естественна искренняя радость,
которая передается другим людям и принимается
(понимается) ими без слов. Любовь к неживому - это уныние,
скука, обесценивание, тоска по прошлому - это один из гре-
хов, который человек должен искупать, если в него впадает.
Лучше избегать этого греха, чтобы своим унынием не по-
гасить ростки радости в других, не погасить в себе свою соб-
ственную радость - жизнь - и тем самым избежать психологи-
ческой смерти.
Психологическая смерть подстерегает человека на этом
пути: от скуки к унынию и пустоте - пустоте психической
реальности, которая теряет свое содержание; границы этой
реальности сужаются до точки физической или душевной
боли. Только боль остается при психологической смерти
единственным признаком жизни, и если исчезает источник
боли - жизнь замирает. Физическое тело человека существует,
меняется по физиологическим законам функционирования
организма, но психологическая смерть накладывает и на тело
свой отпечаток: глаза теряют блеск, речь становится невыра-
зительной, монотонной, движения теряют пластичность и
гибкость, появляется машинообразность, роботообразность
движений, мимика бедна и невыразительна, волосы тускнеют,
кожа становится землистого цвета. Недаром впечатление от
такого человека (независимо от его физического возраста)
выражается в словах: «жизнь из него уходит».
Страшнее всего видеть признаки психологической смерти
в юных лицах детей, подростков, молодежи. «Не знаю» - их
реакция на изменение ситуации, на необходимость выбора, на
необходимость принятия решения. «Мне все равно» - реакция
на необходимость проявления Я-концепции и концепции дру-
гого. «От меня ничего не зависит» - их реакция на необходи-
мость социальных действий. «Я как все» - формула ответст-
195
венности. «Мне сказали, я и сделал» - правило организации
жизни... Грустная картина.
У взрослых людей она обостряется трудностями в профес-
сиональной деятельности. Обратимся еще раз к тексту
Н. И. Непомнящей: «У взрослых ценность реально-
привычного функционирования становится одной из важ-
нейших причин трудностей профессиональной деятельности,
такой, как управленческая или любая другая, требующая
осознания, анализа, соотнесения разных условий деятельно-
сти. Еще больше трудности вызывают у таких людей профес-
сии, связанные с совершенствованием способов выполнения
деятельности. Заслуживает внимания и тот факт, что особен-
ности ценностности реально-привычного функционирования
(ситуативность, «погружение» в ситуацию, инертность, труд-
ность в принятии новых способов действий, отношений с
людьми), приобретая особую силу, очень часто становятся
причиной патопсихологических процессов (неврозов, навяз-
чивых состояний, фобий, истерии, некоторых форм депрес-
сий). При этом больные с данным типом ценностности плохо
поддаются психотерапевтическому воздействию» (1992, с. 50).
По существу это описание психологической смерти у
взрослого человека, состояние которого можно было бы вы-
разить в следующем Я-высказывании: «Я умею то, что я умею.
Не требуйте от меня большего, я уже завершил свое развитие,
у меня нет ни сил, ни возможности изменяться».
Психологическая смерть возможна потому, что человека,
его качества можно отождествить с вещью, воспринимая его
как устойчивую форму. На пути этого отождествления други-
ми, а потом и в самовосприятии, думаю, можно искать истоки
психологической смерти.
С предельной ясностью сценка из жизни, невольным сви-
детелем которой пришлось быть: ясное весеннее утро, на ас-
фальте лужи после первого дождя, еще кое-где лежит мокрый
снег. И они - мама, папа, двое детей (лет 4-х и 2-х). Красиво
одетые, особенно дети - в новых нарядных костюмах.
Малыш загляделся на воробьев, поскользнулся, упал, во-
робьи взлетели буквально у него из-под ног. Мальчишку
гневно подняли за руку с земли, зло отшлепали: «Сколько раз
говорила, надо под ноги смотреть. Весь костюм испачкал».
Об обиженном реве я писать не буду, о померкшем для меня
весеннем дне тоже, а снова напишу страшные для меня самой
слова - вот она, психологическая смерть, в одном из множеств
лиц. Здесь оно открыто злобой, представлено силой шлепков,
сверхценностью костюма и полным отсутствием ориентации
взрослого на психическое в своем собственном ребенке. Вы-
страивается ряд фактов, объединенных понятием психическая
смерть:
- У нас все в доме есть, - и машина, и цветной телевизор, и
видео, и игры электронные, и еда, и одежда, а счастья, знаете,
нет, скучно, домой идти не хочется.
- Я тебе так завидую, ты так умеешь радоваться!
- А я просто боюсь жизни, кто бы за меня жил ее, а я бы
смотрела.
- Есть же люди, которые стихи пишут, я вот уже ничего не
могу делать для себя.
- Если дочь уйдет в семью мужа, я-то что буду делать?
- Говорят: о себе надо заботиться, а я не знаю, как это?
- Я боюсь оставаться одна, я не знаю, чем себя занять, -
сяду и сижу. У вас-то откуда столько дел?
-Я раньше тоже хотела жить, жадная была до дела, до
пляски, до песен, потом что-то со мной сделалось - тоска за-
едать стала, как дед-то умер.
Это факты осознания людьми разного пола и возраста
своего состояния психологической смерти как момента неиз-
менности, константности, воспроизводимости качеств жизни,
как невозможность ее изменения, отсутствие потенции к пре-
образованию, преобладание прошлого переживания над на-
стоящим и будущим.
Философия жизни взрослого человека - носителя психоло-
гической смерти - предполагает отождествление вещи и чело-
века по принципу инструкции, по принципу нужности, полез-
ности, ситуативной целесообразности и применимости. С пре-
дельной отчетливостью это проявляется в манипуляциях дру-
гим человеком, исключающих ориентацию на его психиче-
скую реальность, это тот предельный эгоизм, который позво-
ляет многим исследователям говорить о существовании людей
без психики. Я приведу только несколько примеров высказы-
ваний взрослых людей, манипулирующих другими:
- Мне так удобнее. - Это слова учительницы, рассадившей
6-й класс по принципу успеваемости по ее предмету: слева от
нее те, кто может учиться на «5», посередине класса те, кто
учится на «4», а справа от нее «ни то, ни се». (Банальный во-
прос о том, а хотят ли этого учащиеся, был оставлен без отве-
та и внимания.)
- Если он не откликается на первый зов, я его луплю. Ребе-
нок должен мать слушаться (мать о ребенке 2 лет).
- Ребенку нужно общество сверстников, я его из дому гоню
на улицу (мать о 8-летнем аутичном ребенке).
Do'stlaringiz bilan baham: |