Теория прецедентности имен собственных
Прецедентные имена
Многие исследователи отмечают в своих работах способность имен собственных функционировать в тексте как особый знак, который представляет собой как бы симбиоз имени собственного и нарицательного. Например: «Да что ты смотришь на меня, как Муму на Герасима? Ничего страшного не случилось! Ребенок простудился. Лекарства я купил» [НКРЯ: Марина Дяченко, Сергей Дяченко. Магам можно все (2011)]. Как видим, в данном контексте трудно считать имена Герасим и Муму нарицательными, но и от имен собственных их отличает здесь особенность употребления: не стремление к выделению единичного объекта из ряда ему подобных, что обычно свойственно онимам, а совсем наоборот – их главной функцией является указание на сходство объектов. Такую особенность употребления имен собственных отмечали исследователи уже в известной монографии «Теория и методика ономастических исследований» и называли данное явление «неполной апеллятивацией»: например, использование имени Нерон в отношении злого человека (Суперанская и др. 1986, 44-45).
Выше уже упоминалась теория «полуантропонимов» Т.Н. Семеновой и М.Я.Блох. Важно отметить, что авторы подчеркивают семантико- функциональный дуализм данных единиц, т.е. при образовании полуантропонима происходит не «неполный» переход онима в апеллятив, а трансформация
значения онима, которое приобретает частично качественные характеристики апеллятива (Блох, Семенова 2001, 52). При этом авторы отмечают богатый коннотативный потенциал полуантропонимов по сравнению с соответствующими онимами (Там же). Также к понятию «прецедентное имя» близко рассмотренное выше понятие Д.И. Ермоловича «вторичная антропонимическая номинация», по его словам, «сущность вторичной номинации – в использовании уже имеющихся лексических средств в новой для них функции наречения» (Ермолович 2005, 220). Об основном и вторичном значении имени собственного в своих работах упоминает Е.А. Нахимова, выделяя при этом два пути формирования вторичного значения: метонимичный и метафорический (Нахимова 2011: 49). О том же говорит в своих работах А.Д.Шмелев: рассматривая имена собственные и их функционирование в речи, автор пишет о «переносных» употреблениях, которые подразделяет на метонимические и метафорические (Шмелев 2002: 49).
И.Э. Ратникова называет подобное употребления имен собственных нестандартным и выделяет три предпосылки такого речевого поведения.
Во-первых, это лексический фон имен собственных, «…который отражает культурную семантику носителей собственных имен. Семантическое расширение онимов возможно в практике языка вследствие концептуализации некоторых фрагментов реальности, группирующихся вокруг того или иного индивида, топоса, события. <…> По мере того как оценка объекта в социуме закрепляется, инвариант его восприятия входит в когнитивную базу носителей языка и ассоциации, вызываемые его индивидуальным именованием, приобретают узуальный характер (Ратникова 2003, 36).
Во-вторых, «…имеющиеся в языковой системе вербальные единицы не исчерпывают всех возможностей комбинаторики элементов значения…Применительно к нашему материалу это означает что некоторые релевантные для того или иного смыслового комплекса свойства первоносителя имени на уровне текста приобретают статус элементов языкового, сигнификативного значения: Чубайс – не фамилия, а особая функция (ОГ.
1997.№5)…» (Там же, 39). Отметим, что такое употребление онимов И.Э.Ратникова называет «атрибутивным» или «предицирующим».
Еще одной предпосылкой, по мнению И.Э.Ратниковой, «...становления онима как факта культуры является вхождение его в прецедентное высказывание» (Там же, 42).
Е.С.Отин также исследует имена собственные, способные привносить дополнительные значения, он полагает, что «…онимы не только способны выполнять свою прямую и изначальную функцию – быть именами объектов окружающего нас мира, но и проникаются вторичным, дополнительным понятийным содержанием, становятся в речи экспрессивно-оценочными заместителями имен нарицательных» (Словарь Отина, 11). Такие единицы автор определяет как коннотонимы.
Соглашаясь с тем, что для онимов характерно нестандартное речевое поведение, исследователи по-своему подходят к его рассмотрению. В своей работе о прецедентных именах Е.А.Нахимова выделяет 11 возможных аспектов их исследования:
лексико-грамматическая теория, которая рассматривает интенсиольное употребление онимов как переход их в разряд нарицательных;
классическая и обновляющаяся риторика, в которой существует термин антономазия;
литературоведческое направление, в рамках которого исследователи говорят о межтекстовых связях;
теория интертекстуальности с термином интертекстема;
теория прецедентности;
теория вертикального контекста;
теория межкультурной коммуникации, выделяет логоэпистемы;
теория текстовых реминесценций;
теория регулярной многозначности, в соответствии с которой исследуются регулярные метонимические и метафорические переносы и выявляются регулярные вторичные значения;
традиционная теория метафоры;
когнитивная теория метафоры (Нахимова 2007, 36-50).
Так как в нашей работе мы хотели бы подчеркнуть дуализм когнитивной и языковой природы исследуемых единиц, представляется целесообразным рассмотрение имен собственных с точки зрения теории прецедентности. В этом случае прецедентные имена встраиваются в ряд прецедентных феноменов, которые отличает наличие общих характерных черт, рассмотренных выше. Тем не менее, в этом ряду, имена отличаются от остальных единиц в первую очередь структурой, которую В.В.Красных называет «инвариантом восприятия», состоящей из ядра и периферии. В ядро входят дифференциальные признаки прецедентного имени, а периферия включает в себя атрибуты (Красных 2002, 80). Под дифференциальными признаками понимается система «…определенных характеристик, отличающих данный предмет от ему подобных» (Там же, 80). Атрибутами называются элементы «…тесно связанные с означаемым ПИ, являющиеся достаточными, но не необходимыми для его сигнификации, например: кепка Ленина, маленький рост Наполеона, бакенбарды Пушкина» (Там же, 82). В свою очередь дифференциальные признаки прецедентного имени могут актуализироваться через характеристику предмета по внешности или чертам характера или через прецедентную ситуацию (Там же, 83). Возможен и другой подход к описанию той структуры, которую весьма условно можно назвать как «значение» прецедентного имени. В своих работах Д.Б.Гудков говорит о национально детерминированном минимизированном представлении, но оно характерно для всех прецедентных феноменов (Гудков 1999, 55).
В отношении прецедентного имени важно, на наш взгляд, подчеркнуть, что его рассмотрение возможно на разных уровнях. С одной стороны, бесспорно, это единицы когнитивного уровня, так как их инвариант восприятия входит в когнитивную базу. С другой стороны, как уже было замечено выше, прецедентные имена относятся не к вербализируемым, но к вербальным феноменам. Д.В. Багаева, В.В.Красных, Д.Б.Гудков и др. замечают по этому поводу: «Именно по этой причине в коммуникации из выделенных и
рассмотренных нами феноменов реально «участвуют» только вербальные – прецедентное имя и прецедентное высказывание, через которые актуализируются вербализируемые прецедентные феномены…, что, собственно и позволяет нам ставить вопрос о функционировании ПИ и ПВ как символов в определенных
«коммуникативных условиях» (Багаева и др. 1997-а, 86).
Таким образом, интересующие нас прецедентные имена могут функционировать как имена-символы: «ПИ выполняет функцию символа в том случае, когда необходима апелляция к прецедентному тексту и/или прецедентной ситуации (вернее — к инвариантам их восприятия) (Красных 2002, 84). Так как по своему определению прецедентное имя всегда связано либо с прецедентным текстом, либо с прецедентной ситуацией, следовательно, инвариант восприятия прецедентного имени формируется в тесной взаимосвязи с именем-символом. Данное предположение подтверждают предложенные В.В. Красных, Д.Б.Гудковым и др. схемы возникновения и функционирования имени-символа (Багаева 1997-а, 92).
Являясь единицами когнитивной базы, прецедентные имена подчиняются законам ее эволюции, в связи с чем мы не можем определенно утверждать, что список прецедентных феноменов является закрытым списком. Так, Г.Г.Сереева замечает по этому поводу, что «динамика когнитивной базы может включать следующие процессы: 1) имя утрачивает прецедентность и выходит из когнитивной базы; 2) имя из ядерной части когнитивной базы перемещается на периферию (либо наоборот); 3) в той или иной степени трансформируется представление, стоящее за прецедентным именем» (Сергеева 2005, 11).
В исследовании прецедентных имен помимо рассмотрения инварианта восприятия, необходимо также уделять внимание общему контексту национально-культурного сознания, т.к. по справедливому замечанию И.В.Приваловой, «…вокруг прецедентного имени<…>организован определенный сегмент национально-культурного пространства, в который входят сопутствующие ему кванты знаний, объективированные различными языковыми единицами» (Привалова 2005, 241). Автор приводит пример – имя «Стаханов»,
которое актуализирует знание таких реалий, как «пятилетка», «стахановское движение», «Донбасс» и т.д. (Там же).
Безусловно, говоря о прецедентных именах, мы подразумеваем, что теоретически прецедентным может стать почти любая категория имени собственного. На современном этапе исследователи выделяют следующие группы онимов, которые служат источниками прецедентности (в приведенном ниже списке они расположены по убыванию количества найденных примеров): 1) антропонимы; 2) топонимы; 3)названия художественных или иных произведений, созданных интеллектуальным трудом человека; 4) хрононимы; 5) названия объектов бизнеса (МММ, Юкос и т.д.); 6) названия кораблей; 7) клички животных (Нахимова 2011, 85-99).
В данной работе, как уже указывалось выше, главным образом будут рассмотрены антропонимы и фиктонимы, как составляющие ядерную часть ономастического поля. По справедливому мнению исследователей, при функционировании в дискурсе для данных типов прецедентных имен существует ряд особенностей, который необходимо рассмотреть подробнее.
Do'stlaringiz bilan baham: |