|
Черный лебедь в слепом пятне
Первый вопрос, который возникает в связи с парадоксом восприятия
Черного лебедя: как так выходит, что масштабы
некоторых
Черных
лебедей неимоверно преувеличиваются, хотя вся эта книга – про то, как мы
не замечаем Черных лебедей?
Дело в том, что редкие события бывают двух видов. Одни – те, что у
всех на слуху, о них говорят по телевизору. Другие – те, о которых молчат,
потому что они не укладываются в схемы. Их неловко обсуждать всерьез,
настолько неправдоподобными они кажутся. Я берусь утверждать, что
переоценивать первый вид Черных лебедей и недооценивать второй –
естественное свойство человеческой натуры.
Так люди, покупающие лотерейные билеты, преувеличивают свои
шансы выиграть именно потому, что мысленно представляют себе
огромный выигрыш; они настолько ослеплены, что перестают видеть
разницу между порядками величин “один к тысяче” и “один к миллиону”,
то есть между степенями вероятности.
Многие исследователи-эмпирики подтверждают существование этой
тенденции – недооценки одних и переоценки других Черных лебедей.
Канеман и Тверски заметили, что люди способны всерьез задуматься о,
казалось бы, маловероятных явлениях, если вовлечь их в
обсуждение
подобных явлений и дать почувствовать, что эти события не так уж
нереальны. Например, если спросить человека, какова вероятность гибели
в авиакатастрофе, он, скорее всего, завысит цифру. В то же время, как
утверждает Слович, в вопросах страхования люди обычно пренебрегают
событиями с низкой вероятностью. Это можно сформулировать так: люди
предпочитают страхование от возможных мелких убытков, тогда как менее
вероятные, но гораздо более крупные потери не принимаются в расчет.
После долгих лет поисков эмпирических доказательств нашего
пренебрежения к абстрактному я наконец узнал, что в Израиле ученые
проводят интересующие меня эксперименты. Грег Баррон и Идо Эрев в
ходе ряда опытов установили, что люди склонны преуменьшать малую
вероятность, если
им самим приходится ее просчитывать
, то есть если она
не обозначена в цифрах. Представьте, что вы тянете шары из урны, в
которой очень мало красных и много черных шаров, и вам нужно угадать,
какого цвета шар вы сейчас вытащите; при этом вы не знаете точного
соотношения красных и черных. Скорее всего, по вашей оценке,
вероятность вытащить красный шар окажется ниже, чем она есть на самом
деле. А вот если вам сказать, к примеру, что красных шаров – 3 процента,
вы, наоборот, будете ошибаться, говоря “красный” чаще, чем нужно.
Я все удивляюсь, как это люди, будучи столь близорукими и
забывчивыми, умудряются выживать в мире, где далеко не все устроено по
законам Среднестана. Однажды, глядя на свою седую бороду, которая
старит меня лет на десять, и размышляя о том, почему меня так радует ее
наличие, я понял вот что. Почтение к старикам, развитое во многих
культурах, – это, возможно, попытка компенсировать краткий век
человеческой памяти. Слово “сенат” происходит от латинского “senatus” –
“пожилой”. Арабское слово “шейх” значит не только “представитель
правящей элиты”, но и “старец”. Память стариков – хранилище сложного,
веками копившегося опыта, в том числе и знаний о редких событиях.
Старики пугают нас рассказами – вот почему мы так боимся
определенных
Черных лебедей. К удивлению своему, я узнал, что это относится и к
животному миру: в журнале “Сайенс” писали, что старые самки-вожаки у
слонов играют роль “консультантов по редким событиям”.
Повторенье – мать ученья. А о том, чего еще не было, мы знать не
желаем. Единичные события никого не интересуют до тех пор, пока они не
случаются, однако, случившись, они целиком занимают умы (в течение
некоторого времени). После такого Черного лебедя, как, например,
трагедия 11 сентября 2001 года, мир ожидает новой подобной атаки, хотя
вероятность ее скорого повторения весьма мала. Мы обожаем носиться с
определенными
и уже знакомыми Черными лебедями, в то время как суть
случайности – в ее абстрактности. Как я говорил в Прологе, это ошибка в
определении божества.
Экономист Хайман Мински выявил цикличность отношения к риску в
экономике. Схема такова: в периоды финансовой стабильности люди не
боятся рисковать, они уверены в успехе и редко думают о возможных
проблемах. Но случается кризис – и перепуганное большинство “прячется
в раковину”, боясь вообще куда-либо вкладывать средства. Любопытно, что
данные анализа у Мински и других последователей посткейнсианства
совпадают с данными его оппонентов – экономистов либертарианской
“австрийской школы”. Правда, они приходят к разным выводам: первые
считают, что стабилизировать экономику может только вмешательство
извне, тогда как по мнению вторых подобные вещи нельзя доверять
чиновникам. Хотя две эти школы спорят друг с другом, и та и другая
подчеркивают глобальную неопределенность в экономике; по этой причине
они не пользуются успехом у большинства экономистов-теоретиков, зато в
почете у бизнесменов и практиков. Нет сомнения, что идея
фундаментальной неопределенности платоникам не по вкусу.
Все эксперименты, описанные в этой главе, очень важны: они
позволяют понять, как мы обманываемся в оценке вероятности Черных
лебедей, но не показывают, как мы обманываемся в оценке их роли, их
воздействия.
Психолог Дэн Голдстейн и ваш покорный слуга наугад
предлагали студентам Лондонской школы бизнеса примеры редких
событий, одни из которых принадлежали к миру Среднестана, а другие – к
миру Крайнестана. Участники эксперимента отлично справились с оценкой
роли редких событий в мире Среднестана. Но, как только мы выходили за
его границы, интуиция подводила студентов. Как оказалось, мы не умеем
интуитивно оценивать масштабы влияния редких событий на целое,
скажем, предвидеть суммарный рост книжных продаж после выхода
бестселлера. В одном из экспериментов испытуемые недооценили масштаб
последствий редкого события в тридцать три раза!
Теперь о том, к чему нас приводит недопонимание абстрактного.
Do'stlaringiz bilan baham: |
