|
Воскресенье.
Она переменчива, она капризна, она угловата, она полна терпкой грации
резвого подростка. Она нестерпимо привлекательна с головы до ног (отдаю всю Новую Англию
за перо популярной романистки!) – начиная с готового банта и заколок в волосах и кончая
небольшим шрамом на нижней части стройной икры (куда ее лягнул роликовым коньком маль-
чишка в Писки), как раз над уровнем белого шерстяного носка. Она только что отправилась
с мамашей к Гамильтонам – празднование дня рождения подруги, что ли. Бумажное платье
в клетку с широкой юбкой. Грудки, кажется, уже хорошо оформились. Как ты спешишь, моя
прелесть!
Понедельник.
Дождливое утро. «Ces matins gris si doux…»
На мне белая пижама с лиловым узором на спине. Я похож на одного из тех раздутых
пауков жемчужного цвета, каких видишь в старых садах. Сидит в центре блестящей паутины
и помаленьку дергает ту или другую нить. Моя же сеть простирается по всему дому, а сам
я сижу в кресле, как хитрый кудесник, и прислушиваюсь. Где Ло? У себя? Тихонько дергаю
шелковинку. Нет, она вышла оттуда; я только что слышал прерывистый треск поворачивающе-
гося туалетного ролика; но закинутое мной слуховое волоконце не проследило шагов из ван-
В. В. Набоков. «Лолита»
40
ной обратно к ней в комнату. Может быть, она все еще чистит зубы (единственное гигиениче-
ское действие, которое Лолита производит с подлинным рвением). Нет. Дверь ванной только
что хлопнула; значит, надобно пошарить дальше по дому в поисках дивной добычи. Давай-
ка пущу шелковую нить на нижний этаж. Этим путем убеждаюсь, что ее нет на кухне, что
она, например, не затворяет с грохотом дверцу рефрижератора, не шипит на ненавистную мать
(которая, полагаю, наслаждается третьим с утра воркотливым, сдержанно-веселым разговором
по телефону). Что ж, будем дальше нащупывать и уповать. Как луч, проскальзываю в гостиную
и устанавливаю, что радио молчит (между тем как мамаша все еще говорит с миссис Чатфильд
или миссис Гамильтон, очень приглушенно, улыбаясь, рдея, прикрывая ладонью свободной
руки трубку, отрицая и намекая, что не совсем отрицает забавные слухи о квартиранте, ах,
перестаньте, и все это нашептывая так задушевно, как никогда не делает она, эта отчетливая
дама, в обыкновенной беседе). Итак, моей нимфетки просто нет в доме! Упорхнула! Радужная
ткань обернулась всего лишь серой от ветхости паутиной, дом пуст, дом мертв. Вдруг – сквозь
полуоткрытую дверь нежный смешок Лолиты: «Не говорите маме, но я съела весь ваш бекон».
Но когда я выскакиваю на площадку, ее уже нет. Лолита, где ты? Поднос с моим утренним
кофе, заботливо приготовленный хозяйкой и ждущий, чтобы я его внес с порога в постель,
глядит на меня, беззубо осклабясь. Лола! Лолита!
Вторник.
Опять тучи помешали пикнику на – недосягаемом – озере. Или это кознедей-
ствует Рок? Вчера я примерял перед зеркалом новую пару купальных трусиков.
Среда.
Сегодня Гейзиха, в тайёре, в башмаках на низких каблуках, объявила, что едет в
город купить подарки для приятельницы подруги и предложила мне присоединиться, потому
что я, мол, так чудно понимаю в материях и духах. «Выберите ваше любимое обольщение»,
промурлыкала она. Как мог уклониться Гумберт, будучи хозяином парфюмерной фирмы? Она
загнала меня в тупик – между передним крыльцом и автомобилем. «Поторопитесь!», крикнула
она, когда я стал чересчур старательно складывать свое крупное тело, чтобы влезть в машину
(все еще отчаянно придумывая, как бы спастись). Она уже завела мотор и приличными даме
словами принялась проклинать пятившийся и поворачивавший грузовик, который только что
привез ледащей старухе напротив новенькое кресло на колесах; но тут резкий голосок моей
Лолиты раздался из окна гостиной: «Эй, вы! Куда вы? Я тоже еду! Подождите меня!» – «Не
слушайте!», взвизгнула Гейзиха (причем нечаянно остановила мотор). Между тем, на беду
моей прекрасной автомедонше, Ло уже теребила ручку двери, чтобы взлезть с моей стороны.
«Это возмутительно», начала Гейзиха, но Ло уже втиснулась, вся трепеща от удовольствия.
«Подвиньте-ка ваш зад», обратилась она ко мне. «Ло!» воскликнула Гейзиха (покосившись на
меня в надежде, что прогоню грубиянку). «Ло-барахло», сказала Ло (не в первый раз), дернув-
шись назад, как и я дернулся, оттого что автомобиль ринулся вперед. «Совершенно недопу-
стимо», сказала Гейзиха, яростно переходя во вторую скорость, «чтобы так хамила девчонка.
И была бы так навязчива. Ведь она отлично знает, что лишняя. И притом нуждается в ванне».
Суставами пальцев моя правая рука прилегала к синим ковбойским штанам девчонки.
Она была босая, ногти на ногах хранили следы вишневого лака, и поперек одного из них, на
большом пальце, шла полоска пластыря. Боже мой, чего бы я не дал, чтобы тут же, немед-
ленно, прильнуть губами к этим тонкокостным, длиннопалым, обезьяньим ногам! Вдруг ее
рука скользнула в мою, и без ведома нашей дуэньи я всю дорогу до магазина держал и гладил и
тискал эту горячую лапку. Крылья носа у нашей марленообразной шоферши блестели, потеряв
или спалив свою порцию пудры, и она не переставая вела изящный монолог по поводу город-
ского движения, и в профиль улыбалась, и в профиль надувала губы, и в профиль хлопала
крашеными ресницами; я же молился – увы, безуспешно, – чтобы мы никогда не доехали.
В. В. Набоков. «Лолита»
41
Мне больше нечего сообщить, кроме того, что, во-первых, собравшись домой, большая
Гейзиха велела маленькой сесть сзади, а во-вторых, что она решила оставить выбранные мной
духи для мочек своих собственных изящных ушей.
Do'stlaringiz bilan baham: |
