Ббк 84(2Рос=Рус)6-44 Набоков В. В

 
11
 
Экспонат номер два – записная книжечка в черном переплете из искусственной кожи,
с тисненым золотым годом (1947) лесенкой в верхнем левом углу. Описываю это аккуратное
изделие фирмы Бланк, Бланктон, Массач., как если бы оно вправду лежало передо мной. На
самом же деле оно было уничтожено пять лет тому назад, и то, что мы ныне рассматриваем
(благодаря любезности Мнемозины, запечатлевшей его), – только мгновенное воплощение,
щуплый выпадыш из гнезда феникса.
Отчетливость, с которой помню свой дневник, объясняется тем, что писал я его дважды.
Сначала я пользовался блокнотом большого формата, на отрывных листах которого я делал
карандашные заметки со многими подчистками и поправками; все это с некоторыми сокраще-
ниями я переписал мельчайшим и самым бесовским из своих почерков в черную книжечку.
Тридцатое число мая официально объявлено Днем Постным в Нью-Гампшире, но в Каро-
линах, например, это не так. В 1947 году в этот день из-за поветрия так называемой «желудоч-
ной инфлюэнцы» рамздэльская городская управа уже закрыла на лето свои школы. Незадолго
до того я въехал в Гейзовский дом, и дневничок, с которым я теперь собираюсь познакомить
читателя (вроде того как шпион передает наизусть содержание им проглоченного донесения),
покрывает большую часть июня. Мои замечания насчет погоды читатель может проверить в
номерах местной газеты за 1947 год.
Четверг.
Очень жарко. С удобного наблюдательного пункта (из окна ванной комнаты)
увидел, как Долорес снимает белье с веревки в яблочно-зеленом свете по ту сторону дома.
Вышел, как бы прогуливаясь. Она была в клетчатой рубашке, синих ковбойских панталонах и
полотняных тапочках. Каждым своим движением среди круглых солнечных бликов она дотра-
гивалась до самой тайной и чувствительной струны моей низменной плоти. Немного погодя
села около меня на нижнюю ступень заднего крыльца и принялась подбирать мелкие камешки,
лежавшие на земле между ее ступнями – острые, острые камешки, – и в придачу к ним круче-
ный осколок молочной бутылки, похожий на губу огрызающегося животного, и кидать ими в
валявшуюся поблизости жестянку. Дзинк. Второй раз не можешь, не можешь – что за дикая
пытка, – не можешь попасть второй раз. Дзинк. Чудесная кожа, и нежная и загорелая, ни малей-
шего изъяна. Мороженое с сиропом вызывает сыпь: слишком обильное выделение из сальных
желез, питающих фолликулы кожи, ведет к раздражению, а последнее открывает путь заразе.
Но у нимфеток, хоть они и наедаются до отвала всякой жирной пищей, прыщиков не бывает.
Боже, какая пытка – этот атласистый отлив за виском, переходящий в ярко-русые волосы! А
эта косточка, вздрагивающая сбоку у запыленной лодыжки…
«Дочка мистера Мак-Ку? Джинни Мак-Ку? Ах – ужасная уродина! И подлая. И хромая.
Чуть не умерла от полиомиелита».
Дзинк. Блестящая штриховка волосков вдоль руки ниже локтя. Когда она встала, чтобы
внести в дом белье, я издали проследил обожающим взглядом выцветшую сзади голубизну
ее закаченных штанов. Из середины поляны г-жа Гейз, вооруженная кодаком, преспокойно
выросла, как фальшивое дерево факира, и после некоторых светотехнических хлопот – груст-
ный взгляд вверх, довольный взгляд вниз – позволила себе снять сидящего на ступеньке сму-
щенного Humbert le Bel.
Пятница.
Видел, как она шла куда-то с Розой, темноволосой подругой. Почему меня
так чудовищно волнует детская – ведь попросту же детская – ее походка? Разберемся в этом.
Чуть туповато ставимые носки. Какая-то разболтанность, продленная до конца шага в движе-
нии ног пониже колен. Едва намеченное пошаркивание. И все это бесконечно молодо, беско-

---

В. В. Набоков. «Лолита»
35
нечно распутно. Гумберта Гумберта, кроме того, глубоко потрясает жаргон малютки и ее рез-
кий высокий голос. Несколько позже слышал, как она палила в Розу грубоватым вздором через
забор. Все это отзывалось во мне дребезжащим восходящим ритмом. Пауза. «А теперь мне
пора, детка».